«Люблю»

— Будь ты проклята, Элизабет Блэр! — и расписался на приговоре. Размашисто, жирно, так что чуть не продырявил пером насквозь.

Сгреб пергамент и сдавил в кулаке. Вот и все. Все закончится прямо сейчас. Внизу раздались крики толпы, она загудела еще сильнее, громче.

Я все еще держал пергамент в руках, пока смотрел, как ее тащат к эшафоту, как привязывают к столбу. Она в белом… Грязная невинность. Как символично. Яркое пятно на фоне ураганных сумерек. Тучи нависли над Адором. Сухая гроза, без капель дождя. Разверзшийся над головами Ад. И люди крестятся, глядя на небо. Они сгребают комья грязи и швыряют в нее, осыпая проклятиями! Их ненависть настолько сильна, что я ощущаю ее почти физически, она такая же горячая и жгучая, как пламя.

И я … я мысленно крещусь, глядя на нее и понимая, что создал себе из грязи и лжи свою собственную икону и молюсь чтобы стать атеистом.

Под кожей вспышки адские, невыносимые, как будто я сам уже горю давно на костре. Мои кости плавятся… мясо горит и съеживается в языках пламени. Эта казнь для нас обоих. И я не знаю, что лучше стоять у столба или здесь, на трибуне, рядом с теми, кто жаждет ее смерти. Как же мне хочется убить их всех.

Элизабет дергается на веревках, впившихся в ее нежное тело, а мне чудится, что они впились мне в кожу. Смотрит мне в глаза, она делает это намеренно, словно вцепилась в меня этим ведьминским взглядом и не отпускает, словно тянет меня в самую бездну сумасшествия, похожую на черный туннель.

И мне кажется я вижу, как она тянет ко мне руки в белых перчатках, и я сжимаю ее пальцы, а она улыбается мне, и прозрачная фата развевается на ветру и в воздухе кружатся лепестки роз.

— Ты не пожалеешь? — ее голос такой нежный, ласкающий. И я ощущаю в этот момент раздирающие спазмы счастья. Они настолько сильные, что мне хочется орать от этих бешеных эмоций.

— О чем? О том, что люблю тебя?

— О том, что я… я ведь не такая. Я не для тебя.

— Ты больше, чем для меня. Ты под меня, ты точь-в-точь по мне. Моя, понимаешь?

— Твоя… я только твоя, Морган.

Тряхнул головой и стиснул челюсти, понимая, что видел лишь то, что нарисовало мое воспаленное и истерзанное воображение, а послевкусие осталось и ее слова трепещут в груди, как крылья обожженной бабочки бьются о стекло, пока я не рассыпаюсь на осколки в очередной раз. И все же это действительно конец… но не такой, каким я его видел еще несколько секунд. Это реально конец всему потому что Элизабет Блэр МОЯ! Да, она МОЯ. И никто! Ни одна тварь не имеет права вынести ей приговор, кроме меня! Казни не будет… Будет война!

Осознал и дернулся всем телом. Мое собственное небо внутри упало на землю и поднялся вихрь черного марева, сметающего все доводы рассудка на своем пути.

МОЯЯЯЯЯ! Взревело внутри жадное чудовище, готовое залить кровью эту землю… кровью тех, кто посмеет поднять на нее руку или меч. НЕ ОТДАМ!

Осмотрелся по сторонам, бросил взгляд на Гортрана, затем на сэра Чарльза. Затем на стражу Карла. Скольких мы сможем убить, скольким сможем снести головы прежде чем разразится бойня? Я у себя дома. Я могу уничтожить всех. Даже короля.

Гортран побледнел и стиснул челюсти, я продолжал смотреть на него в упор, пока он не кивнул, показывая мне, что готов за меня умереть. Я перевел взгляд на сэра Чарльза и тот выпрямил спину, положив руку на рукоять меча. За ним несколько десятков моих людей, все они отдадут за меня свою жизнь.

Одно мое слово и начнется восстание против короля и против моего народа. И одному дьяволу известно, чем оно обернется для нас с Элизабет и для Адора. Одно мое слово… Если я его произнесу…. Палач поджег хворост, языки пламени лизнули подножие эшафота, и я вижу сквозь дым ее лицо, слезы, текущие по щекам. В воздухе пахнет гарью и пепел взметнулся с порывом ветра вверх.

Я со свистом втянул раскаленный воздух, так что заболели ребра, и громко взревел:

— Никакой казни не будет! Тушите костер! Именем герцога Моргана Ламберта!

Перевел взгляд на Карла, глаза которого округлились и разорвал пергамент на мелкие клочки.

Карл медленно встал со своего кресла.

— Я приказал казнить ведьму! Ты хочешь мой приказ отменить? Как ты смеешь?!

— Я уже его отменил! — дерзко, склонив голову к плечу и глядя на дядю.

Глаза Карла сверкают яростью, но он знает, что против меня сейчас пойти не сможет. Знает, что с ним всего лишь его свита, а они ничто против моей армии.

— Уверен, что хочешь этого, Морган?

Губы сжались в тонкую линию и по краям пенится слюна. Как всегда, когда он взбешен и пытается сдержать свою ярость. Но сила не на его стороне. Не сегодня и не сейчас. Нас слышит лишь узкий круг людей. Моя охрана и его, а так же моя жена. Внизу царит гробовая тишина, огонь потушен. Люди еще не знают, что делать, не знают, как отреагировать на то, что мои солдаты ведрами с водой затушили пламя. Они понимали, что сейчас происходит нечто более важное, чем казнь ведьмы. Они смотрели на нас. Пусть и не слышали, о чем мы говорим. Все головы были подняты и лица обращены к балкону, где вершилась судьба Адора. И я не до конца осознавал какой именно она будет после этого дня.

— Я уверен, что в Адоре мне решать кому жить и кому умирать, а самое главное, когда.

Дядя криво усмехнулся, продолжая смотреть мне в глаза.

— Из-за шлюхи, Морган? Из-за потаскушки Блэр, отец которой истребил весь твой род, убивал и грабил твой народ, распространил страшную болезнь от которой умерла вся твоя семья… Ради нее ты предаешь меня? Ради того, что у этой дряни между ног? Ты в своем уме, племянник?

Я слышал, как всхлипнула Агнес, но мне было насрать. Я не навязывался к ней в мужья и не клялся ей в вечной любви. Она знала, что из себя представляет наш брак. Пусть слушает, если выбрала сидеть по правую руку от меня и не ушла, когда подобало уйти и оставить нас с королем наедине.

— Не из-за шлюхи, Карл!

Короля передернуло от того, что я не сказал сакраментального «Ваше Величество».

— Адор принадлежит мне и только я принимаю здесь решения. Только я могу отдавать приказ об аресте кого бы то ни было. Ты ворвался в мои покои, ты тронул то, что я считаю своим.

Ухмылка так и не сползает с губ монарха, и я знаю, о чем он думает прикидывает позволят ли ему покинуть Адор или он может не уйти отсюда живым. Я буквально слышу, как работает его мозг, как он раскаляется от мыслей, снующих там и пугающих своей жестокостью.

— Черт с ней с ведьмой, — бросил он, — плевать. Надеюсь ты понимаешь, что твой народ жаждет ее смерти праведно и справедливо жаждет. Что ты скажешь им? Что скажешь своим людям, которые годами хоронили своих близких из-за Блэров?

— Оставь мой народ мне, дядя. Займись своим.