крепость Тор (Соляной), заложенная в 1645 году на солёных озёрах. Через 20 лет здесь появился первый солеваренный завод. Официальным годом основания города считается 1676 год. Новое название Славянск (Славянское) было присвоено Тору в 1784 году, и в 1797 году он вошёл в состав Изюмского уезда Слободско-Украинской губернии Российской империи, которая, в свою очередь, стала Харьковской губернией в 1835 году.

Пусть читателя не смутит обилие цифири. Это в духе Слуцкого. Он любил считать. Всяческая статистика — любимое занятие. Это сочеталось с отрицанием голого рацио:

Не солонина силлогизма,

а случай, свежий и парной

и в то же время полный смысла,

был в строчках, сочинённых мной.

Стихи на случай сочинились.

Я их запомнил. Вот они.

А силлогизмы позабылись.

Все. Через считанные дни.

(«Не солонина силлогизма...»)

Рифму Слуцкий — случай он слушал всю жизнь. Этот ассонанс для него был полной рифмой. Можно сказать, он исповедовал философию случая.

Где-то между звёздами и нами,

Где-то между тучами и снами

Случай плыл и лично всё решал

И собственноручно совершал.

(«Случай»)

Слуцкий подкинул нам задачку. Апологет счёта, он оставил наследие, не поддающееся подсчёту. 1000 названий посмертного трёхтомника и 2000, что ли, в архиве, ненапечатанных — не предел. Юрий Болдырев, литературный душеприказчик Слуцкого, говорил о четырёх тысячах (общем числе всех стихотворений).

Не цифрами, а буквами. Точней,

конечно, цифра. Буква — человечней.

Болезненный, немолодой, увечный

находит выраженье только в ней.

А цифра — бессердечная метла.

Недаром богадельня и больница

так любит слово, так боится,

так опасается числа.

(«Не цифрами, а буквами...»)

Сколько он сделал, никто не знает. Жизнь его — туманное облако при неясной погоде. Определённость кончается на том, что он окончил 94-ю среднюю школу в Харькове, дальше — житейское море, в котором покачиваются вехи и вешки, лишь внешне опознаваемые. У него и вуза было два. Его анкета, как говорится, проще пареной репы, поведение — демонстративно внятное, но глубина биографии закамуфлирована плотной пеленой расчисленной дисциплины. Вместо копания в подробностях его пути он предложил нам прочесть его стихи. Там всё сказано.

Поэтому — документы, документы, документы, только так можно что-то установить. Цитаты, очень много цитат. Звук времени. Разноголосица времён. Пусть читателя не смутит пестрота имён. В основном это люди известные, не нуждающиеся в сопроводительных характеристиках. Иные мемуаристы не столь заметны, но в этой книге нужны лишь как свидетели жизни Слуцкого.

Общительный Слуцкий охватил бесчисленное количество людей. О нём думали и писали многие. Похоже, специально для биографа было создано это его саркастическое стихотворение:

Неча фразы

подбирать.

Лучше сразу

помирать:

выдохнуть

и не вдохнуть,

не вздохнуть, не охнуть,

линию свою догнуть,

молчаливо сдохнуть.

Кончилось твоё кино,

песенка отпета.

Абсолютно всё равно,

как опишут это.

Всё, что мог — совершено,

выхлебал всю кашу.

Совершенно всё равно,

как об этом скажут.

(«Неча фразы...»)

Чтобы сказать такое, надо было прожить долгую и мучительную жизнь.

Ученик Слуцкого Виктор Соснора написал свои вариации на тему «Слова о полку Игореве» (1959) — «За Изюмским бугром», словно сделал эту работу вместо учителя:

За Изюмским бугром

побурела трава,

был закат не багров,

а багрово-кровав,

жёлтый, глиняный грунт

от жары почернел.

Притащился к бугру

богатырь печенег.

Причина переезда Слуцких в Харьков нам неизвестна. В Славянске остались родители мамы, которых они часто навещали. Можно предположить — у отца семейства не складывались в этом курортном городишке, истерзанном бандами, его торговые дела. Появление ребёнка требовало более цивилизованного места обитания. Правда, это место уткнулось — в Конный базар. Там и вырастал ангелок Боб.

Торговые отцы — эка невидаль. У Чехова, у Брюсова, у Мандельштама...

Борисом Слуцким много сказано о Харькове. Долгое время в его устной речи ослабленно сохранялось «г» фрикативное, потом это прошло. Он помнил голодуху 1933 года и тех крестьян, что забредали в его город, вываренный в суржике (смесь русского языка с украинским плюс ингредиенты других наречий).

Как говорили на Конном базаре?

Что за язык я узнал под возами?

Ведали о нормативных оковах

Бойкие речи торговок толковых?

Много ли знало о стилях сугубых

Веское слово скупых перекупок?

Что

спекулянты, милиционеры

Мне втолковали, тогда пионеру?

Как изъяснялись фининспектора,

Миру поведать приспела пора.

Русский язык (а базар был уверен.

Что он московскому говору верен,

От Украины себя отрезал

И принадлежность к хохлам отрицал),

Русский базара — был странный язык.

Я — до сих пор от него не отвык.

(«Как говорили на Конном базаре?..»)

В названии базара и в самом торжище он, до поры не видевший океана, услышал ржание тех коней, что шли на дно и ржали, ржали.

Я был учеником у Маяковского

Не потому, что кисти растирал,

А потому, что среди ржанья конского

Я человечьим голосом орал.

(«Я был учеником у Маяковского...»)

Слуцкий пропитан историей, неутолимым к ней интересом. Школьному учителю он назвал сорок три революции и мог бы ещё прибавить столько же. В то же время

Помню список сданных нами градов,

княжеских, тысячелетних...

(«Воспоминание о Павле Когане»)

История Харькова — особь статья. Предположительные даты основания современного города на месте древнего Харьковского городища — от 1630 до 1655 года. Этнохороним «харьковцы» («харьковчане») — изначальное обозначение казаков-основателей Харьковской крепости на том месте, где когда-то существовал то ли половецкий город XI века Шарукань, то ли гуннский город V века Харька. Скифы, сарматы, роксоланы, аланы, гунны, половцы, печенеги, хазары, Тмутараканское княжество, Золотая Орда, Дикое Поле — дыхание истории веет на тех просторах. Харьков питается водой Печенежского водохранилища.

Юный Слуцкий — кровное дитя Интернационала. Коммунистического. Нацвопрос как бы отменялся, но оставался