Его мать Джин, похоже, все никак не могла забеременеть, a агентство по усыновлению, куда они с мужем обратились, постановило: Билла слишком часто нет дома, они не смогут успешно справиться с воспитанием ребенка. Не имело значения, что каждая вторая мамаша в округе была незамужней и принимала у себя с десяток разных мужчин; Джин и Билл были просто недостойны стать родителями. Билл отсутствовал так часто потому, что фирма, где он работал, – крупная страховая компания – вечно посылала его в командировки, на неделю, на две, а то и три. В конце концов, деньги для оплаты частного обучения приемного ребенка, которым они так и не обзавелись, были потрачены на бразильские травы, чтобы вылечить Джин от бесплодия. Года через два родился Люк.

Джули впервые увидела его в 1985 году. Она сидела в мебельном фургоне и клевала носом. Люково лицо маячило в окне дома напротив, и сперва она решила, что видит призрака. Час был поздний – переезд занял весь день – и в свете луны Люк выглядел бледным, исхудалым и страшным, как смерть. Джули в то время было десять, как раз тот период, когда везде мерещатся призраки и все кажется страшным, как смерть, но с Люком явно было что-то не то. Он ничего не высматривал за окном. Он просто смотрел. Когда они подъехали к своему новому дому, она поняла, что этот призрак станет ее соседом.

– Никогда не думала, что буду жить в тупике, – засмеялась мать Джули.

– Что такое тупик? – спросила Джули.

– Он перед тобой, – объяснил отец. – Дорога, у которой есть начало, но нет конца.

На следующее утро, после ночи, которую они провели в новом доме, как туристы в палаточном лагере, отец Джули впервые вышел на новую работу – читать лекции в местном колледже и параллельно готовиться к следующему семестру: его ждала должность преподавателя теории искусства. Около трех часов пополудни, весь день потратив на распаковку вещей, Джули и ее мать пошли знакомиться с соседями из дома № 17.

Поначалу Джули никак не могла взять в толк, что же в Люке чудно. Он больше не казался ей призраком; скорее ребенком из телевизора, или типа того – непонятно почему. Только через несколько дней она поняла: потому что у него не было ни ссадин, ни загара, ни комариных укусов, ни грязи. Самый чистый ребенок, какого она видела в жизни. Они стояли, молча уставившись друг на друга, в «гостевой комнате» (что это была «гостевая» комната, выяснилось потом), куда Джули после того первого дня больше ни разу не пустили.

Двери во внутренний дворик были задернуты необычными пластиковыми шторками – впрочем, Джули это не показалось особенно странным. Несколько минут, пока она и Люк разглядывали друг друга, их матери вели светский разговор об округе, и Хелен – мать Джули – отпустила пару лестных замечаний о посуде, выставленной Джин на полках, и ее коллекции зверушек из дутого стекла.

– Не хотите чашку чая? – сказала в конце концов Джин.

– Спасибо, – ответила Хелен, нервно улыбаясь и косясь на дочку – та бесцельно вытаптывала узоры в длинном ворсе безупречно белого ковра.

– Дети, почему бы вам не пойти поиграть на улицу? – предложила она.

Последовала странная пауза, а потом Люк вроде как усмехнулся.

– Да, почему бы и нет? – сказал он с сарказмом и вышел из комнаты.

Джули поверить не могла, что ребенок осмелился так нагрубить тому, кто старше. Она чуть ли не завидовала Люку: он заговорил с ее матерью таким тоном, что его голос звучал почти по-взрослому. Мать уставилась в пол и принялась теребить сережки, как делала всякий раз, когда нервничала. Сегодня на ней были клипсы в форме собачек, которые она купила в прошлом году в Корнуолле во время отпуска. Джули вдруг рассердилась на Люка за то, что он так разговаривал, и устыдилась, ведь пару секунд назад ей показалось, что это умно. Глупый мальчишка, подумала она, и ей стало интересно – а может, он трудный ребенок, вроде тех, из исправительной школы в Бристоле, рядом с которой она раньше жила.

– Почему бы нам не пройти на кухню? – предложила Джин.

Джули и ее мать вышли за Джин через открытую дверь и пересекли холл.

– Простите меня, – сказала Хелен, которая вечно за все извинялась, – надеюсь, я не сказала ничего такого…

Джин молча наполнила и включила чайник. Джули чувствовала неловкость, повисшую в воздухе, но старалась об этом не думать. Ей стало интересно, а не водятся ли на этой кухне «Несквик» и «Мармит»: мать их не покупала, и Джули удавалось полакомиться только в гостях. Она уже заметила, что аппарат для изготовления шипучки отсутствует, и это ее порадовало. Люк слишком мерзкий и не заслуживает таких поблажек.

Было ясно, что мать Джули чувствует себя не в своей тарелке.

– Вам помочь? – спросила она у Джин.

– Нет, нет, – сказала Джин, наливая воду в заварочный чайник. – Все в порядке.

– Может, нам не стоит вас напрягать. Пойдем дальше распаковываться…

– Мне очень жаль, – сказала Джин. – Жаль, что Люк с вами так разговаривал.

– Уверена, у него просто такой период, – любезно сказала Хелен. – Вы бы слышали, что эта порой выдает. – Она указала на дочку. Это жутко действовало Джули на нервы. Когда чей-то ребенок вел себя плохо, ее мать притворялась, что Джули тоже негодница – лишь бы успокоить собеседника. Это было нечестно, потому что Джули почти никогда не проказничала.

– Люк не выходит из дома с 1976 года, – сказала Джин. – Обычно он так не грубит. Мне правда очень жаль. У него скоро очередное обследование.

Похоже, это шокировало мать Джули.

– Обследование? – повторила она.

Может, Люк сумасшедший, подумала Джули.

– Да. У него аллергия на солнечный свет, – объяснила Джин.

Следующие полчаса взрослые беседовали, а Джули размышляла. Что значит «аллергия на солнечный свет»? У нее была аллергия на осиные укусы, Джули от них вся распухала. В последний раз, когда ее ужалила оса, пришлось идти в больницу сделать в попу укол. Она представила себе, как Люк распухает на солнце и взрывается, будто мяч, полный желтого гноя. Она слышала сочувственные вздохи матери; та всегда вздыхала, когда другие взрослые рассказывали ей о своих проблемах; обычно про болезнь или «семейную катастрофу». В этот раз на Джули посыпалась целая куча непонятных медицинских терминов – судя по всему, Люк страдал от какой-то напасти под названием «экс-пи».[7]Джули не могла уследить за разговором и начала расковыривать старую болячку на пальце.

– Он просто сидит в своей комнате и все время смотрит телевизор, – сказала Джин. Она перевела взгляд на Джули, потом снова на ее мать. – Купили ему на день рождения в том году. С тех пор он к нему как приклеился, и мы не знаем, что делать. Он даже книжек больше не читает – а раньше глотал одну за другой, – она шмыгнула носом. – Ему бы не помешало завести друга из сверстников, играли бы вместе. По крайней мере, отвлекся бы от этого ящика, – она немного всплакнула и тысячу раз извинилась, точь-в-точь как мать Джули порой.