Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом грянул кризис. Весной москвичам казалось, что это «где-то там – у них, в Европе». К осени стало понятно, что отсидеться за границами ЕС не удастся. Шли сокращения, замораживались проекты, пустели офисы. С Андреем расстались по человечески – «золотой парашют» позволял не бегать по Москве в панических поисках работы, а немного прийти в себя после многолетней работы на износ. Слово «дауншифтинг» уже стало модным, и на интернет-форумах вовсю обсуждали общих знакомых, улетевших от экономических невзгод на Гоа, Пхукет или Ня Чанг. И тут Андрей понял, что его тихая гавань не в Таиланде и не во Вьетнаме, а в Банско.
* * *
Жилье выбирал по принципу «поближе к горам – лицом к природе». А выбирать было из чего – агентства в Москве на все лады расхваливали свой болгарский товар. Европейцы, раньше россиян почувствовавшие, что такое потеря доходов и привычного уклада жизни, избавлялись от накупленных в Банско квадратных метров с огромным дисконтом. Сначала, как всякий обитатель городского компактного жилья, Андрей загорелся покупкой дома. Кто-то из знакомых задал резонный вопрос: «А кто будет следить за твоей фазендой, если ты там не появишься полгода или год?» Потом были недорогие варианты квартир в обычных жилых домах. Но здесь что-то неуловимо напоминало московское житье-бытье – проблемы с парковкой, чужие вещи на лестничной площадке… Остановился на «шале» – по сути той же квартире, но в комплексе, принадлежащем таким же инвесторам издалека, с собственной территорией, охраной и управлением, заточенным под долгое отсутствие хозяев.
«Зеленая миля» привлекла близостью к горнолыжному спуску. Присутствовал и обычный курортный набор: бассейн, баня, парковка… Начитавшись ужасов про известных артистов, которые купили апартаменты на Золотых Песках, а потом платили космические суммы за содержание своих дальних дач, Андрей прежде всего изучил контракт на обслуживание. В год выходило чуть больше, чем за месяц в Москве. Простота процедуры подкупала – переводи деньги, а потом приезжай в назначенный день на нотариальное оформление собственности.
* * *
20 Октября 1912 г., София
«Как можно пить горячий кофе в такую жару?» – Лев отогнал мух от глиняной тарелки с пахлавой. Ни к кофе, ни к сладостям он так и не притронулся. Уже второй час он сидел в кофейне напротив женской гимназии. Столик был у окна и ему хорошо был виден гимназический двор, где странно одетые люди занимались строевой подготовкой. Почти все они были в гражданской одежде, причем самой разной. Были бородачи в крестьянских шароварах и суконных куртках – они выделялись высокими барашковыми шапками. Рядом с ними старательно чеканили шаг явно городские жители в дорожных костюмах и котелках. Издалека были видны их гладко выбритые щеки и нафабренные усы. Несколько человек были экипированы в австрийскую военную форму, но без знаков различия. Какое-то единообразие придавали им одетые поверх крестьянских курток и пиджаков башлыки и портупеи. Почти у каждого на боку болтался револьвер в кобуре и казачья лядунка. Дружно грянули песню. Мотив был с «восточными мелизмами», но очень воинственный. Такая мелодия могла быть и у турок, и у болгар-македонцев, и у сербов. Но пели явно по-армянски – Лев уже научился на слух определять этот «акающий» язык. Часто повторялись слова «фидаи» и «Андраник».
Две недели назад Лев приехал в Софию поездом из Белграда. Для него, профессионального революционера, было совершенно необычно путешествовать на абсолютно легальном основании. На этот раз он ехал через границу в качестве военного корреспондента газеты «Киевская мысль», а в кармане лежало редакционное задание и рекомендательные письма редакторов г. г. Николаева и Тарновского. И был это не какой-нибудь бульварный листок и даже не меньшевистский «День», а солидное издание с тиражом 50 000 экземпляров. Пробовать себя в качестве корреспондента Лев начал четыре года назад. Заработок был необходим для содержания семьи и издания собственной газеты. Живя в Вене, он публиковал под псевдонимом Антид Ото статьи о культурной жизни Европы, стараясь оставаться «в рамках дозволенного». Революционная же полемика велась на страницах издаваемой им «Правды». Но, после того как Ленин «позаимствовал» название и начал издавать собственную «Правду» в Петербурге, о своей газете пришлось забыть. Поначалу Лев пытался бороться с «самозванцами». «Спрашивала ли редакция новой газеты нашего согласия? – писал он из Вены. – Нет, не спрашивала. В каком отношении стоит петербургская газета к нашей? Ни в каком. По какому же праву и кто именно пытается ввести свое предприятие в среду читателей-рабочих под флагом нашего издания? Такого права ни у кого нет и не может быть». Но Ульянов даже не счел необходимым ответить ему. В этот тяжелый момент и поступило предложение от «Киевской мысли» ехать на Балканы. Он не мог отказаться от возможности побывать в «пороховом погребе Европы» и сразу дал согласие. Был здесь и экономический расчет – Лев заодно договорился о сотрудничестве с петербургским «Днем» и с «Одесскими новостями», которые издавал его родственник – Моисей Шпенцер. Злая на язык дочь Моисея, Вера Инбер написала по этому поводу из Парижа: «Ласковый Лейба трех маток сосет».
Человека, которого Лев второй час ждал в кофейне, звали Андраник Озанян. О нем, видимо, и пели марширующие во дворе гимназии люди. Легендарный Андраник-паша, о чьей самоотверженной борьбе за права турецких армян писали все европейские газеты. После подавления турками Сасунской самообороны он несколько лет жил в Болгарии. Наконец пробил его час – Болгария, Сербия, Греция и Черногория поднялись против Османской империи. За короткий срок Андраник организовал армянский отряд – 273 добровольца из Болгарии, Румынии, Западной Армении и даже из Англии. Вчерашние крестьяне, ремесленники, учителя, духанщики собрались по его призыву в здании женской гимназии, превращенном в казарму. Лев почти неделю добивался встречи с Озаняном, но тот все время был занят – привозил оружие, закупал продукты, проводил занятия с добровольцами. Встреча была назначена, но сегодня же отряд выступал в Македонию. Это была последняя возможность для личной беседы.
Лев еще раз просмотрел свои записи:
«Озанян Андраник Торосович. 48 лет. Родом из турецкой Армении, когда-то был столяром.
С 1888 года начал революционную работу, в 1892 году примкнул к армянской партии «Дашнакцутюн».
Получает свое боевое крещение в Мушской равнине в 1894. В 1900 году курдский ага Бшаре-Халил, состоявший на турецкой службе, убил одного из самых выдающихся армянских революционеров, Сиропа и был награжден султанским орденом. Через 8 месяцев Андраник совершил свое дело мести: настиг со своей дружиной Халила, убил его и, в качестве трофея, унес с собой орден Абдул-Гамида. В женевском архиве Дашнакцутюн султанский орден хранится и по сей день…
Армяне ему подчиняются, турки его боятся.
«С мирным турецким населением у меня никогда никаких враждебных действий не было, боролся только с беками и администрацией»…
– Лев Давидович, здравствуйте! – раздался голос за спиной. – Простите великодушно за опоздание.
– Здравствуйте, Андраник-паша. – Лев встал и протянул руку.