– В самом деле, – сказала она, – не помешалобы биде.

– Это же не люкс, – заступился я за кафе. –Если не находишь свою попку, давай я тебе вытру.

– Обойдешься, – отрезала она. – За своейсмотри. А то…

– Что, запах?

– Даже туман.

– Это креветки, – объяснил я. – Несвежие,наверное.

– Ты и дома лопаешь креветки?

Я вытерся, бросил бумагу в корзинку, спустил воду. Таняиспачканную бумажку внимательно рассмотрела, потом лишь бросила под себя вводу, уничтожая улики, как разведчица-профи. Я с интересом наблюдал, невоспользуется ли тампаксом, я бы предложил свои услуги, но она всего лишьбыстро и ловко, не кокетничая, но и не демонстрируя чересчур подбритыйтреугольник с темными курчавыми волосками и вызывающе выдвинутыми внизуярко-красными губами, старую прокладку швырнула в корзинку, заменила свежей.

В прихожей долго мыли руки, стоя рядом и касаясь локтями. Отнее шло неясное животное тепло. Я смотрел в зеркало на ее, в самом деле, оченьмилое лицо, немножко грустное, рассматривал большие карие глаза, теплые иласковые, красиво вздернутые брови, голову на отрез, что не за счеткосметических ухищрений, с такими бровями она словно бы не перестает всемуудивляться.

– Странно, – слышал я ее тихий шелестящий голос.

– Что?

Теплые струи лились в ладони, а мы смотрели в зеркале другна друга.

– Сколько себя помню, – пояснила она, голос еестал задумчивым и невеселым, – меня учили получать наслаждение от музыкиМоцарта, Чайковского, Шуберта… Я и получала, честно! Но вот это чувство, когдапо прямой кишке двигается твердый ком, а потом плюхается в воду… Этоудовольствие намного сильнее, честное слово. Мне стыдно, но это так.

– У всех так, – утешил я. – Кто говорилиначе, врал. И все врали. А сейчас пришло, наконец, время правды.

– Это, наверное, хорошо?

– Хорошо, – сказал я. – Это хорошо.

Мы завернули краны, оба подошли к сушильным аппаратам. Включилиодновременно, наши глаза встретились. Ее губы поползли в стороны, я самневольно улыбнулся. Конечно, все на выходе из туалетных помещений ведут себяодинаково, но мне почему-то захотелось, чтобы между нами в самом деле былочто-то общее.

Она медленно поворачивала ладони с растопыренными пальцамипод горячей струей сухого воздуха. В ее движениях почудился неуловимыйзагадочный танец. Я повертел ладони перед сушилкой в ритме чечетки илилезгинки, типа «а ручки-то вот они!», сам бы уже вышел, но почему-то захотелосьдождаться, пока Таня высушит пальчики, распахнул перед нею дверь.

От стойки с четырьмя кружками пива сосредоточенно двигалсяИскун. Кружевные шапки пены колыхались на три пальца над краем. Одна ужепоползла по стенке, на пол срывались хлопья, словно от скачущего в гибнущийТоледо коня. Завидев меня, Искун подмигнул, кружки звякнули, от чего еще содной пена потекла на пол, оставляя следы, словно за русалочкой Андерсена.

Я пошел к своим, Таня к своим, но у меня осталось странноечувство, что ниточка все-таки не оборвалась.

Через полчаса начали соловеть, а этого не любит ни Вяч, онже Софьин Вячеслав, мой однокашник, а ныне кандидат наук, ни Искун, он жеШевчик Василий, этот сейчас в некоем бизнесе, рассказывать о нем очень нелюбит, ни я – Бравлин Печатник, вопреки всему миру предпочитающий все свободноевремя работать, а не расслабляться. Исключения бывают, как вот сейчас, но нечасто. Не стоит выглядеть белой вороной, это осложнит жизнь больше, чем паракружек пива. Тем более, если пиво хорошее.

Распрощались, уговорились встретиться через месяц-другой,пожали друг другу руки. Вяч и Искун сразу же ввалились в припаркованныхкрокодилов, у Вяча – джип, у Искуна – «мерс» с затененными стеклами, я помахалим рукой и пошел пешком. Нет, я не бомж, у меня «Форд», но отсюда до дому всегодва квартала, а «Форд» ждет меня в охраняемом и отапливаемом гараже…

Улица хорошо освещена фонарями и рекламами. Это не Центр,где собрано все-все, а дальше улица постепенно теряет блеск и богатство. Тамтемно, витрины побиты, реклам нет, а улица освещена только фарами торопливопроносящихся автомобилей.

Впереди на огромном рекламном экране взрываются самолеты,поезда, выскакивают бравые коммандос, а злодей прижимает пистолет к боку жертвыс длинными золотыми волосами и требует от героя бросить на пол оружие. Бредкакой-то. Всем троим ясно, что едва благородный бросит, неблагородный тут жезастрелит его, а потом и ее… На что, дурак, надеется? Что злодей скажетнесколько высокопарно-наглых слов, за время которых надо что-то успеть сделать…

Бред, повторил я молча. Я бы выстрелил в злодея. Если неуверен, что попаду, подошел бы ближе, держа его на прицеле, и шмалянул прямо влоб. Или в переносицу. Мало шансов, что он успел бы нажать курок, уже будучитрупом. А если бы и успел… Что ж, живем не в самом идеальном мире. Но этолучше, чем убьет нас двоих, а сам останется жить и пойдет пить пиво, котороепил бы я.

Навстречу с диким воем прямо по тротуару на высокой скоростинесся зеленый в пятнах военный джип. Прохожие прыгали в стороны, прижимались кстенам, прятались за деревьями и столбами, соскакивали на проезжую часть. Здесьпатруль стреляет настоящими пулями, в то время как там, «у себя», –резиновыми. А стрелять может по любому поводу, их все равно любой суд оправдает.Наш российский суд оправдает, юсовцы такие гнилые решения оставляют всегданашим шабес-гоям.

Один из прохожих закричал вдогонку:

– Что делаете?.. До вашего посольства еще сколькокварталов!

Остальные молчали, только один худой желчный субъект сказалобреченно:

– А кто им помешает?

– Гады!

– Сволочи!

– Да что вы, мужики, – прозвучал чей-торассудительный и очень интеллигентный голос, – зато больше порядка…Все-таки культура, Европа пришла…

Я осторожно сошел со ступенек подъезда. Еще месяц томуюсовский патруль охранял только квартал, где посольство. Но потом на автобусепривезли, как показали по телевизору, откормленных суперменов, все в железе,обвешаны электроникой, доспехи не пробить даже снарядом, а у самих и радары, илазерные целеуказатели… Теперь уже четыре джипа патрулируют квартал. А когдабыл там какой-то инцидент, кто-то из мальчишек бросил в юсовца гнилым яблоком,они расширили зону патрулирования до всего микрорайона. Говорят, жильцыдовольны.

Подпольная газета РНЕ обвинила юсовцев, что они сами спровоцировали,а то и организовали инцидент с яблоком, но типографию тут же в очередной разразгромили «возмущенные демократически настроенные граждане», газета надолгоперестала выходить, а в это время в Москву срочно прилетел знаменитыйсекс-клоун Джон Ланкастер, шоу дал прямо на Красной площади, молодежь ввосторге, все забыли, а что юсовский патруль постепенно расширяет зону охраны,как-то прошло незамеченным.