Ночной гость вытер рукавом лицо и протянул Мо руку.

— Как дела, Волшебный Язык? Давно здесь? — спросил он.

— Очень давно. — Мо нерешительно пожал протянутую руку. При этом он смотрел куда-то мимо гостя, словно ожидая, что из темноты появится кто-нибудь ещё. — Заходи, а то, чего доброго, заболеешь. Мегги говорит, ты давно там стоишь.

— Мегги? Ах да, конечно…

Сажерук вошёл в дом. Он внимательно изучал Мегги, которая от смущения не знала, куда девать глаза. В конце концов она тоже стала смотреть на незнакомца.

— Она выросла, — сказал он.

— Ты помнишь её?

— Разумеется.

Мегги заметила, что Мо запер дверь на два оборота.

— Сколько ей сейчас? — Сажерук улыбнулся девочке.

Странная у него была улыбка — то ли надменная, то ли снисходительная, а может быть, гость просто смущался — Мегги не поняла, поэтому не улыбнулась в ответ.

— Двенадцать, — ответил Мо.

— Двенадцать? Боже мой!

Незнакомец убрал со лба мокрые волосы. Они доставали ему почти до плеч. Мегги стало интересно, какого же они цвета, когда сухие. Щетина вокруг узких губ была рыжая, как шерсть у бездомной кошки, для которой Мегги иногда ставила перед дверью блюдечко с молоком. На щеках щетина была редкой, словно у юноши. Она не прикрывала три бледных шрама, отчего казалось, будто его лицо однажды разбили, а потом снова склеили из кусочков.

— Двенадцать лет, — повторил он. — Ну конечно. Тогда ей было… три года, кажется?

Мо кивнул.

— Пойдём, я дам тебе, во что переодеться. — Казалось, Мо старался поскорее увести незнакомца от дочери. — А ты, — сказал он ей через плечо, — иди спать.

Не добавив больше ни слова, он закрыл за собой дверь в мастерскую.

Мегги стояла и тёрла холодные ноги одна о другую. «А ты иди спать»… Иногда Мо поздно вечером приносил ей в кровать пакетик орешков. Бывало, после ужина он носился за ней по всему дому, пока она, вдоволь насмеявшись, не оказывалась у себя в комнате. А порой он так уставал, что просто лежал на диване, а Мегги варила ему кофе, прежде чем лечь в постель. Но никогда ещё он не отправлял её спать так, как сейчас.

Какое-то предчувствие, похожее на страх, зародилось в её сердце, словно вместе с этим незнакомцем, чьё имя было таким странным и очень знакомым, в их жизнь ворвалось что-то ужасное. Она так жалела, что испугалась и позвала Мо. Лучше бы этот незнакомец остался на улице, пока бы его не смыло дождём.

Дверь в мастерскую открылась, и девочка вздрогнула.

— Ты всё ещё тут? — удивился Мо. — Иди спать, Мегги.

На его переносице залегла морщинка, которая появлялась только тогда, когда он был чем-то сильно встревожен, а смотрел он сквозь неё, точно его мысли были совершенно о другом. Тревожное предчувствие в сердце Мегги росло и росло.

— Прогони его, Мо! — сказала она, когда Мо привёл её в комнату. — Он мне не нравится.

Мо остановился в дверях.

— Когда ты завтра проснёшься, его уже не будет. Честное слово.

— Честное-честное? Ты не скрещиваешь пальцы? — Мегги посмотрела ему в глаза — она всегда замечала, если Мо лукавил, как бы он ни старался это скрыть.

— Не скрещиваю.

В доказательство он показал руки. Потом он закрыл за собой дверь, хотя знал, что Мегги этого не любила. Девочка прижалась к двери. Она услышала, как кто-то гремел посудой.

«Ага, Рыжая Борода захотел горячего чаю. Надеюсь, он подхватит воспаление лёгких», — подумала Мегги. Он не должен умереть от этого сразу, как мама её учительницы по английскому. Она услышала, как закипел чайник, как Мо поставил на поднос чашки и пошёл в мастерскую.

Когда он закрыл дверь, Мегги предусмотрительно подождала пару секунд, хоть это было и нелегко, а затем снова выскользнула в коридор.

На двери мастерской висела маленькая медная табличка. Мегги знала наизусть то, что было на ней написано. По этим старинным заострённым буквам она училась читать, когда ей было пять лет:

Некоторыми книгами надо наслаждаться, другие — проглатывать; и лишь немногие нужно жевать, а затем хорошо переваривать.

В пять лет ей приходилось забираться на ящик, чтобы разобрать эти буквы. Слово «жевать» она тогда понимала буквально и с отвращением спрашивала отца, зачем он повесил на дверь высказывание какого-то осквернителя книг.

Затем она узнала, что всё это значило, но сейчас её совершенно не интересовали слова на табличке. Она хотела понять другие слова — тихие, почти неразборчивые, которыми обменивались двое за этой дверью.

— Ты не должен его недооценивать! — услышала она голос незнакомца.

Его голос был так не похож на голос Мо. Да и ни один другой голос не был на него похож. Мо словно рисовал своим голосом картины в воздухе.

— Он всё сделает, чтобы заполучить это! — снова услышала она голос Сажерука. — Не сомневайся, он из-под земли тебя достанет!

— Я никогда ему этого не отдам. — Это был уже Мо.

— Но так или иначе он её получит! Говорю же тебе: они взяли твой след.

— И уже не в первый раз! До сих пор мне всегда удавалось от них уйти.

— Да? И как долго это ещё будет, по-твоему, продолжаться? А как же твоя дочь? Только не говори, что ей очень нравится постоянно переезжать с места на место. Поверь, я знаю, о чём говорю: они скоро будут здесь.

За дверью стало тихо. Мегги задержала дыхание, боясь, что её услышат.

Затем снова заговорил отец — нерешительно, как будто слова давались ему с трудом.

— И что… и что я, по-твоему, должен делать?

— Пойдём со мной. Я отведу тебя к ним!

Кто-то из собеседников постучал ложкой по чашке. Обычные звуки казались в тишине очень громкими.

— Ты ведь знаешь, Каприкорн высокого мнения о твоих талантах, и он, несомненно, обрадуется, если ты сам принесёшь ему это. Тот новенький, которого он взял на смену тебе, совсем ничего не умеет.

Каприкорн… Ещё одно странное имя. Гость с трудом его выговорил, как будто это слово могло прокусить ему язык. Мегги пошевелила окоченевшими пальцами. Холод пронизывал её до костей, и она не понимала, о чём говорят двое мужчин, но старалась запомнить каждое слово.

В мастерской снова стало тихо.

— Не знаю… — сказал наконец Мо. Голос его был таким усталым, что у Мегги сжалось сердце. — Я должен подумать. Как ты считаешь, когда его люди будут здесь?

— Скоро! — Слово упало в тишине как камень.

— Скоро… — как эхо, повторил Мо. — Хорошо. Тогда я решу до завтра. У тебя есть где переночевать?

— Найдётся. С этим у меня никогда не было проблем. — Сажерук засмеялся, но смех этот был совсем не весёлым. — Но я бы хотел знать, что ты решишь. Ты не против, если я зайду завтра? Днём.