Позвольте представиться, меня зовут Тимофей Кудрявцев, и в этот погожий летний день я возвращаюсь домой с ночной смены в порту. Ничего меня там не ждет, кроме старенького компа, такого же телевизора и двух бутылок пива в холодильнике. Холостяцкое бытие уже достало, но деваться особо было некуда, так как жена сбежала еще десять месяцев назад. Гадство, конечно, но в чем-то я ее понимал. Одно дело — быть женой молодого и перспективного майора спецназа ГРУ, а совсем другое — портового грузчика. Понимал (действительно, зачем тратить молодость и красоту на неудачника?), но простить не мог. Хотя сам себя неудачником я не считал, а даже наоборот — очень даже везунчиком. В пяти командировках на Кавказ выжил — ни одной царапины, а за невыполнение приказа во время последней операции мне тогда и срок могли впаять. Легко отделался, повезло. Хорошо, что старый друг отца по Афгану сидел в немалых чинах в Москве и смог дело разрулить. А то бы все: привет, Колыма, прощай, Ростов-папа. Как там поется в песне: «По тундре, по железной дороге, где мчится скорый Москва-Воркута». Такие перспективы не по мне.

Когда в 2013-м давили мятеж в 20-й МСД, выяснилось, что и послать-то некого, вот и кинули из бригад спецназа по одному сводному батальону. И вот в такой переплет угодил и я со своей ротой, тогда еще майор Кудрявцев. Ну, мятеж — слишком громко сказано, как это часто бывает, СМИ больше панику наводили. На самом деле был бунт солдат-срочников против беспредела, творимого контрактниками с Кавказа, и офицеров, которые это все покрывали. Завертелось, как водится, неожиданно и буйно: сначала одна рота, потом полк, а к вечеру дивизия заполыхала вся. За одну ночь срочники наваляли порядка сорока трупов, а когда поутру пришло понимание того, что обратно дороги нет, началось дезертирство. Ушло около пятисот солдат, в основном русские и татары, а также пропало почти три тысячи стволов стрелкового оружия. Так что когда переброшенные самолетами сводные батальоны начали прибывать на место, то виновные в погромах и убийствах уже отсутствовали. В казармах находились лишь те, кто хотел тихо-мирно дослужить свой срок и поехать домой к маме.

Командир сводного батальона от 22-й ОБРСПН, полковник Матусевич, по должности замначштаба бригады, в боевых действиях до этого момента никогда не участвовал и сильно трусил. Соответственно, перенервничал и отдал приказ стрелять на поражение по всему, что движется и шевелится. Зато я не потерялся и на приказ забил, да еще и остальных ротных смог остановить. В самом деле, не враги же здесь собрались, не оккупанты какие-нибудь, а свои, самые обычные срочники восемнадцати лет отроду. Как потом выяснилось, поступил я правильно, но невыполнение приказа мне дорого обошлось. Военная прокуратура даже национализм пришить пыталась. Дело резонансное, приподняться на нем многие попытались.

Потом, когда все утихло и улеглось, я силился понять, почему все так получилось, и лично для себя сделал вывод, что нас просто подставляли. Как бы там ни было, но все же это не наша специфика — бунты подавлять, для этого есть ВВ. Кому-то там, наверху, в кожаном министерском кресле, определенно не нравилось, что очередная реформа, в результате которой от наших бригад должны были остаться рожки да ножки, буксовала. Опять же, репутация ГРУ как серьезной конторы все еще была крепка. Надо было выставить нас палачами и убийцами, но не вышло. Вот так, был я майором, а стал гражданским.

Дальше был год тупой и серой жизни. Устроился в порту грузчиком, да и то по блату. Зарплату задерживали, а цены, в связи с продолжающимся в мире экономическим кризисом, росли постоянно. Выручали шабашки, но приходилось выпивать за компанию, чтобы быть наравне со всеми в бригаде и не выделяться. В общем, жил как все, не лучше и не хуже, но жена все-таки сбежала. Да ладно бы сбежала, на развод подала, так она еще и аборт сделала. Не хотела в новую жизнь ничего из старой брать.

Вот так за невеселыми думками про свою судьбу и добрел я до своей однушки в районе Красных Зорь. Уже открывая обшарпанную дверь, услышал трезвон стационарного телефона и, не снимая пыльной обуви, прошел в комнату.

«Кто бы это мог быть? Давненько никто о себе не напоминал», — мелькнула у меня мысль.

— Слушаю, Кудрявцев. Кто это? — спросил я, поднимая трубку.

— Тимоха, здрав будь, пацан, — прозвучал в трубке знакомый с детства, чуть сипловатый, со смешинкой голос отцовского друга дяди Вовы, он же — генерал-лейтенант Прохоров. — Ты где шляешься? Третий раз тебе звоню.

— Да я на работе был, дядя Вова. Надо же как-то на пропитание зарабатывать, — ответил я.

— Короче, слухай меня сюда, майор Кудрявцев. Не перебивай, дело серьезное. — Голос генерала резко, без перехода, стал серьезным. — Заканчивай отдыхать, одевай камуфляж чистый, бери РДшку с самым необходимым и дуй на военный аэродром. Времени у тебя два часа на все про все. На КПП тебя встретят и объяснят, что делать дальше. Работа появилась для таких, как ты, честных и принципиальных оболтусов, и, что характерно, маячат неплохие перспективы. Бросай все дела, забей на все планы, после тебя люди пробегутся и все утрясут-уладят. Как понял?

— Нормально понял. В какую-то авантюру меня втравить хочешь, дядя Вова. Не в бандосы вербуешь? — невесело спросил я.

— А вот и не угадал, Тимоха. Авантюра будет, но от государства. Все по закону, даже погоны вернут, если красиво дела пойдут. В общем, отговорок не приму. И вообще, с тобой натуральный генерал-лейтенант разговаривает. Выполнять приказ, майор Кудрявцев.

— Есть, — глухо буркнул я в трубку, и связь оборвалась.

Сборы много времени не заняли. Достал чистый армейский камок без знаков различия, переоделся и покидал в РД всякую мелочь. Собрал всю имеющуюся наличность, тыщ пять, хм, не густо. Перекрыл в доме газ, воду, отключил электричество, после чего присел на дорожку и задумался. Какого лешего, спрашивается, я понадобился опять государству? Непонятно, ну да и фиг с ним. Сейчас я был согласен на все. Ну, практически на все, ведь жить, как я жил весь этот год, было нельзя. Не для меня это болото. В чем-то уютное, в чем-то спокойное, а если побегать и к деньжатам пристроиться неплохим, то и сытное. Но болотом оно от этого быть не переставало. Надо было что-то срочно менять в жизни, хвататься за любую подходящую соломинку.

Звонок генерала был даже не соломинкой, помогающей выбраться из болота, а самой настоящей лестницей. Слово такого человека имело немалый вес не только в военных кругах, но и в политических. Рискнуть можно было, ведь генерал-лейтенанта Прохорова, или дядю Вову, я знал с самого раннего детства. Даже после того, как, не поняв развала страны, новых демократических веяний и не сумев приспособиться к новой жизни, тихо ушли из жизни мать и отец, связи я с ним не терял. Точнее было бы сказать, что это он время от времени, как черт из табакерки, выныривал из заоблачных московских высот и подталкивал меня в спину. Ладно, прочь раздумья и сомненья, раз решил, значит, надо действовать.

Еще раз я оглядел все вокруг, закрыл квартиру, а ключ отдал соседке. Вышел на улицу — благодать, солнышко светит, девчонки, молодые и красивые, цветными стайками на набережную к Дону спускаются, жить хочется, а раз хочется, значит, буду.