таких скоростях было за гранью возможного. Иным расам преимущество давали дополнительные конечности со множеством сочленений и головы, которые крутились на сто восемьдесят градусов, глаза-стебельки и гибкие, словно бескостные, тела – все то, чего человеку изначально не дано. Самые знаменитые гонщики, лучшие представители своей расы, неизменно обладали странной внешностью и сложным строением, а их склонность к риску граничила с безумием.

Не обладая ничем из перечисленного, Энакин Скайуокер, однако, интуитивно чувствовал, каких навыков от него потребует спорт, и не пасовал перед этими требованиями, отчего казалось, будто ни в каких отличительных признаках он и не нуждается. Это придавало ему в глазах окружающих некую загадочность, а Себульбу с каждым днем все больше выводило из себя.

Во время гонки месяцем ранее вероломный даг пытался притереть болид Энакина к скале. Задумка не удалась лишь потому, что Энакин почувствовал приближение Себульбы, который пытался запрещенной пилой-заточкой перерезать его правый стилтоновский кабель. Пилот заблаговременно увел машину вверх и проиграл гонку, зато сохранил жизнь. И до сих пор злился, что его поставили перед подобным выбором.

Соперники пронеслись между древними скульптурными изваяниями и очутились на арене, возведенной на окраине Мос-Эспа. Они нырнули под финишную арку, прошли мимо теснящихся на трибунах зрителей, которые приветствовали их криками, мимо пит-дроидов, станций техобслуживания и роскошных лож, в которых хатты возвышали себя над простонародьем. В центре арены стояла башня с комментаторской кабиной, из которой двухголовый тройг сообщал толпе имена и результаты гонщиков.

Отправляясь на новый круг, Энакин рискнул бросить взгляд на размытые силуэты, которые тут же исчезли из виду, словно мираж. Где-то среди них была и его мама Шми, которая, как всегда, беспокоилась за сына. Они никогда ничего такого не обсуждали, но Энакину казалось, что она верила, будто своим присутствием на трибунах может уберечь его от несчастья. До сих пор эта вера ее не подводила. Мальчик два раза попадал в аварии, а однажды даже не добрался до финиша, но не пострадал ни в одном из более полудесятка заездов. И Энакину нравилось, когда мама рядом. Он испытывал воодушевление, о сути которого не давал себе труда задуматься.

Да и деваться ему было некуда. Он участвовал в гонках, потому что был хорош в этом деле, и Уотто знал, насколько хорош. Уотто приказывал – он выполнял. Такова участь раба, а Энакин Скайуокер был рабом с рождения.

Впереди возвышался широкий и длинный Арочный каньон, скалистый разлом, ведущий к извилистому ущелью Острых скал, которое гонщикам предстояло преодолеть на пути к плоскогорьям. Себульба шел впереди, держался низко, почти вплотную к поверхности, и все пытался оторваться от Энакина. Позади из-за линии горизонта стремительно приближались еще трое. Беглым взглядом мальчик определил, что это Махоник, Газгано и Римкар в своем несуразном болиде-пузыре. Все трое сокращали отставание от лидеров гонки. Энакин было поддал мощности, но потом притормозил. Гонка уже приблизилась к ущелью. Перестараешься – и поминай как звали. В теснине скорость реакции должна быть молниеносной. Лучше переждать.

Махоник и Газгано, похоже, придерживались того же мнения и при подлете к разлому выстроились позади Энакина. А вот Римкар решил не мелочиться, подрезал мальчика за долю секунды до входа в каньон и пропал в темноте.

Энакин выровнял болид и поднял его выше, уводя от усыпанного камнями дна каньона. Прокладывая путь по извилистому каналу, он доверился памяти и инстинктам. Во время гонки для мальчика все вокруг словно замедлялось. Ощущение было ни на что не похожим. Скалы, песок и тени проплывали мимо в непредсказуемом калейдоскопе узоров и оттенков, а он все равно отчетливо их различал. Детали не сливались с окружением, а, напротив, выделялись на его фоне. Энакину казалось, что он смог бы вести болид с закрытыми глазами. Ведь он был на одной волне со всем, что его окружало, и прекрасно чувствовал местность, в которой находился.

Энакин легко скользил по каньону. В тенях впереди мелькнули красные вспышки – выхлопы двигателей Римкара, а высоко над головой проглядывало небо – ярко-голубая полоса посреди скалистого навеса. В разлом попадал лишь тонкий лучик света, с каждым метром терявший свою силу, так что, достигнув Энакина и его соперников, он едва рассеивал тьму. Однако пилот был спокоен, погружен в свои мысли и вел болид, слившись с его двигателями, с вибрацией и гудением механизма и мягкой бархатной темнотой вокруг.

Когда они снова вынырнули на свет, Энакин надавил на рычаги и устремился за Себульбой. Махоник и Газгано не отставали. Римкар впереди поравнялся с Себульбой и попытался проскочить мимо. Жилистый даг приподнял двигатели своего болида, намереваясь зацепить соперника, но Римкар легко увернулся от столкновения. Эти двое бок о бок пронеслись по плоскогорью в направлении уступа Метта. Энакин догнал их, оторвавшись от Махоника и Газгано. Об Уотто говорили всякое – и зачастую заслуженно нелестное, – однако чутья на гонщиков у него было не отнять. Двигатели послушно ускорились, едва Энакин подал горючее, и в секунды его болид поравнялся с машиной Себульбы.

Бок о бок они перевалили через уступ и устремились вниз.

Каждый гонщик знал, что на участках с уступами самое главное – набрать при спуске достаточную скорость, чтобы опередить соперников, но не чрезмерную, иначе был риск не выровнять болид и воткнуться носом в скалы. Поэтому Энакин сильно удивился, когда Себульба вышел из пике значительно раньше срока. Но тут мальчик почувствовал, как по корпусу ударяет поток воздуха от чужих двигателей. Скользкий даг только притворился, что выходит из пике, а сам задержался и умышленно ударил по болидам Энакина и Римкара двумя потоками выхлопов, стремясь вогнать их в обрыв уступа.

Застигнутый врасплох, Римкар машинально двинул рулевые рычаги вперед и влетел прямиком в гору. Металлические обломки кабины и двигателей брызнули огненным фонтаном, оставив на раскрошившейся породе длинную черную борозду.

С Энакином могло случиться то же самое, если бы не его инстинкты. Почувствовав удар по корпусу, мальчик мгновенно прекратил спуск и метнулся прочь от обрыва, едва не столкнувшись с озадаченным таким поворотом событий Себульбой. Тому пришлось резко отворачивать в сторону ради собственного спасения. Лихорадочный рывок руля отправил болид Энакина в неуправляемый штопор за пределы трассы, навстречу палящей пустоте. Мальчик выровнял рулевые рычаги, уменьшил тягу на малых двигателях и отключил подачу топлива на большие. За завихрениями песка и дымкой отраженного света он разглядел стремительно приближающуюся поверхность.

Болид совершил жесткую посадку, во время которой оторвались оба контрольных кабеля и большие двигатели разлетелись в противоположные стороны. Кабина дернулась сначала влево, потом вправо и