И вот, наконец, последняя оговорка, которую я прошу прочестьмаксимально внимательно и вдумчиво. Если вы, несмотря на все моипредупреждения, решились все-таки читать эту книгу, то читайте ее как «дети».Все мы дети своих родителей (даже если нам сто лет в обед), и если наширодители умерли, мы все равно остаемся их детьми. Повторяю: эта книга написанадля «детей». Не для тех, кому не исполнилось еще шестнадцати (им как раз читатьэту книгу не рекомендуется), а для тех, кому уже далеко за шестнадцать..

Сколько бы нам ни было лет, в нас все равно живут двачеловека, поверх одного, нам хорошо известного (нас самих), эти два человека —наши мама и папа. По отношению к ним, к этим двум людям, которые жили, живут ибудут жить в нас до скончания нашего века, мы были, остаемся и будем оставаться— «детьми», которым эта книга и адресована. С ними — с этими, по сути,виртуальными персонажами — мы и должны найти общий язык; реальные же ихпрототипы в нашей жизни, по большей части, свои партии уже отыграли.

Попробую объяснить это иначе. Когда ко мне на прием приходитчеловек, он приносит с собой какую-то конкретную проблему, а волоком тащит засобой тот глубинный психологический конфликт, о котором я вам сейчас и толкую.Впрочем, о существовании последнего он, как правило, и не догадывается. Мы,конечно, можем сделать вид, что этого внутреннего конфликта, связанногородителями, у человека нет. Но в этом случае решать какую-то конкретнуюпроблему часто просто бессмысленно, незримая пуповина все равно будет егодержать и дергать. Поэтому если мы хотим справиться со своими проблемами, толучше сразу же начать с главного — с глубокого внутреннего психологическогоконфликта, который содержит в себе каждый из нас, если он, конечно, ребеноксвоих родителей, а не в пробирке вырос. Но, судя по всему, я уже началповторяться, а этозначит, что пора переходить к существу дела. Все необходимыеоговорки и предупреждения мною сделаны, и больше я к этому возвращаться небуду.

Детей ориентируют на то, чтобы добиваться именно того, чегоне добились их родители, им навязывают амбиции, которые родители так и несмогли реализовать. Такие методы и идеалы порождают педагогических монстров.

Карл Густав Юнг

Коли уж мы стали говорить о родителях, то не вспомнитьдоктора Зигмунда Фрейда просто нельзя. Весь психоанализ, основателем которогоон был, стоит, кажется, на том единственном положении, что мы находимся вчудовищно сложных отношениях со своими родителями. Мы их любим, но, как считаетФрейд, не чистой детской любовью, а любовью сексуальной. Испытываем к нимсексуальное влечение: мальчики — к мамам, а девочки — к папам. Второй жеродитель (в случае мальчиков — папа, в случае девочек — мама) стоитпрепятствием к удовлетворению нашего сексуального желания.

Поэтому в глубине души каждый «мальчик» хочет убить своегопапу, как это сделал царь Эдип (герой известной трагедии Софокла), а каждаядевочка, подобно Электре (героине другого древнегреческого мифа), жаждет смертисвоей матери. Вот, собственно, такую концепцию предлагает нам доктор Фрейд. Какздравомыслящему человеку мне кажется, что это слишком просто и слишком в лоб,чтобы быть правдой; как практикующему врачу-психотерапевту мне абсолютнопонятно, что основатель психоанализа проглядел самое главное. Попробуемразобраться.

Почему секс?!.

Итак, если верить психоанализу, в нас сидит отчаянноестремление вступить в сексуальные отношения с одним из своих родителей, убивпараллельно другого. Поскольку и то и другое недопустимо, то наш внутреннийцензор вытесняет эти влечения глубоко в бессознательное. Там, вбессознательном, указанные влечения колобродят и выскакивают на поверхность илив виде каких-то невротических симптомов (страхов, навязчивостей, депрессий идаже шизофрении), или в искаженной форме — в сновидениях. Психоаналитическийметод ставит перед собой задачу разыскать этот конфликт в подсознательном,используя технику свободных ассоциаций, беспрестанно крутящихся вокругсимптома, и толкования сновидений. Если это предприятие увенчается успехом, то,как полагает психоанализ, мы излечимся от наших неврозов.

На самом деле, конечно, все значительно сложнее, хотя сухойостаток выглядит именно таким образом. Для человека, не занимающегосяпсихологией, все это, мне думается, выглядит как бред сумасшедшего, который «нив какие ворота не лезет». Для тех же, кто знаком с психологией не понаслышке,все не так однозначно. Фрейд, как бы мы к нему ни относились, верно угадалнаправление, но взял с собой не того спутника. Почему-то он решил, что все делов сексуальности. Без нее, конечно, дело не обходится, но роль ее отнюдь непервостепенна. Почему основатель психоанализа придавал этой составляющей нашейжизни такое значение? На этот счет есть несколько вполне убедительных догадок.

Наша психика — это в первую очередь оборонительный инаступательный орган, рожденный необходимостью жить в слишком узких границах,изначально затрудняющих удовлетворение инстинктов.

Альфред Адлер

Практически все без исключения биографы Фрейда говорят, чтопо натуре он был авантюристом. А чем, скажите на милость, не авантюризм —эпатировать викторианскую публику сексуальностью, причем в такой изощреннойформе? Мальчик хочет маму и вот-вот убьет папу, девочка стремится к отцу ижелает смерти матери... Вполне удачная авантюра! Сексуальность, подавлявшаясязападной культурой на протяжении всего XIX века, к концу этой эпохи сталапрорываться наружу в самых разных, зачастую весьма странных и извращенныхформах, а потому Фрейд со своей теорией был как нельзя кстати. Так что и авантюризмуФрейда, иамбициозности было где разгуляться.

Есть, впрочем, и еще одно очень существенное обстоятельство.Фрейд большую часть своей жизни нуждался в учителе, в человеке, который бывоспринимался им как мудрец и в чьей тени он мог бы развиваться как личность икак ученый. И видимо неслучайно, что тема сексуальности приобрела в работахФрейда первостепенное значение именно в тот момент, когда он познакомился сВильгельмом Флиссом, считающим данную тему главной. Желая вызвать к себеинтерес этого ученого, Фрейд и сконцентрировался на сексуальной тематике.Тут-то, в сорокалетнем возрасте, его личная карьера и закрутилась настоящемвихрем, продолжая, как мы видим, кручение и до сих пор. Трудно найти в историипсихологии фигуру, которая бы оказала такое же или хотя бы сопоставимое сфрейдовской влияние на современную культуру.

Наконец, есть и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство.Фрейд всю свою жизнь страдал от множества самых разнообразных невротическихсимптомов (у него были и навязчивые страхи, и приступы тяжелой депрессии), атакже имел какие-то сексуальные проблемы. По крайней мере, если веритьнекоторым его авторитетным биографам, его собственные сексуальные отношениясуммарно продолжались не более десяти лет. Видимо, где-то тут все это исошлось, вылившись в нашумевшую теорию.