Алексей переоделся в больничную пижаму. Пришли врач и медсестра: пока еще просто в халатах, перчатках и респираторах. Единственным средством лечения, точнее профилактики, и то теоретическим, был гамма-глобулин, полученный из крови многократно иммунизированных коз. Алексей не очень надеялся на эффективность этого препарата, поскольку в экспериментах на обезьянах либо регистрировал его защитные свойства только при низких заражающих дозах и при введении не позднее чем через два часа после заражения, либо не отмечал их вовсе. Однако полгода назад произошел необъяснимый случай, когда сотрудник, поранившийся иглой с кровью инфицированной обезьяны и получивший инъекцию гамма-глобулина, не умер и не заболел. Впрочем, у него поднялась небольшая температура и даже появилась сыпь, но так и осталось непонятным, была ли это сглаженная лихорадка Эбола или так называемая сывороточная болезнь, то есть реакция организма на чужеродный белок гамма-глобулина. В любом случае ничем другим для лечения этой лихорадки никто в мире не располагает, поэтому Алексей беспрекословно приспустил пижаму и получил двойную дозу.

Врач открыл новую папку и со слов Алексея быстро записал анамнез. Мгновенно всплыла в памяти история болезни товарища, погибшего в результате шприцевого инфицирования. Такая же папка… Алексею несколько раз доводилось читать ее, и он явственно вспомнил первую запись, поражавшую скрытым трагизмом. Все уже понимают, что впереди катастрофа и надежды нет, но все еще относительно благополучно. И сейчас все так же. Полное здоровье. Только надежды чуть больше. Они еще немного поговорили, и врач ушел.

Все, что можно было сделать, Алексей сделал. Оставалось самое трудное – ЖДАТЬ. Шестнадцать суток в любой момент ждать появления предвестников неумолимой болезни. Впрочем, их может и не быть: как правило, болезнь развивается остро. Время инкубационного периода прямо зависит от полученной дозы вируса, и Алексей, оценивая ее как невысокую, был уверен, что четыре-пять, а скорее всего, семь дней до начала болезни у него есть. Вообще-то официальный срок карантина составлял 21 день, но реально известно, что, если до 14-го, максимум – 16-го дня что-либо не начнется, значит, повезло.

Место укола побаливало. Алексей поблеял по-козлиному – получилось похоже. Поерзав на кровати, устраиваясь удобнее, он закрыл глаза и сразу вспомнил, что, когда привезли коз и собирались заводить их в зону, какая-то практичная лаборантка попросила разрешения постричь их, чтобы забрать шерсть. Предложение охотно поддержали, поскольку козы были уличного содержания и в зимней шерсти в помещениях им оказалось бы тяжеловато.

Отцом-идеологом получения козьих гамма-глобулинов для профилактики лихорадок Эбола, Марбург, Мачупо и других был один из основателей института с уважительным прозвищем Дед – человек с колоссальным практическим опытом работы со множеством патогенов вирусной природы. Иммуноглобулины были его коньком, и еще во времена активной исследовательской деятельности, начиная работать с любой новой инфекцией, он в первую очередь иммунизировал животных, получал иммунную сыворотку, выделял из нее гамма-глобулиновую фракцию и держал наготове как личное неофициальное снадобье для профилактики лабораторного заражения.

С началом работы Центра с вирусами Марбург, Мачупо, Эбола и Ласса на первых порах необходимость поставить уровень и качество исследований на достойную высоту заслонила проблему личной безопасности, тем более что технологическая система безопасности была реализована на высоком уровне. Отрезвление наступило после гибели всеобщего любимца и опытного вирусолога. Во время отбора крови из сердца инфицированной вирусом Марбург морской свинки Николай, успевавший еще и учить молодых исследователей, неточно поставил руку. В результате ассистент, пытавшийся нащупать иглой сердце свинки, проткнул животное насквозь и попал в основание мизинца Николая. Ни попытки выдавить кровь и продезинфицировать ранку, ни отчаянная двухнедельная борьба за его жизнь результатов не дали.

Анализируя произошедшее и пытаясь вывести алгоритм действий на случай повтора подобного инцидента, перебирая всевозможные решения аналогичных событий вплоть до самых невероятных вроде немедленной ампутации инфицированного пальца, пришли к решению получить гетерологичные гамма-глобулины ко всем высоколетальным инфекциям, с которыми проводились исследования. Поскольку завести в многоэтажное здание лошадей, оптимальных для этих целей животных, представлялось весьма сложной задачей, было решено в роли доноров для получения глобулинов использовать коз.

Боже, какие уникальные фотографии потеряло человечество! Женщина в защитном скафандре восседает на козле, держась за его рога, будто едет на «Харлее», а он рвется из-под нее во всю мощь своих лошадиных (пардон, козлиных) сил. А в это время виртуозы шприца умудрялись стерильно отобрать у животного пол-литра крови.

Как бы то ни было, по истечении полугода в спецстационаре появились препараты для экстренной профилактики лабораторного заражения вирусами Эбола, Марбург, Мачупо и др.

Эффективный в экспериментах на морских свинках препарат, разработанный против лихорадки Эбола, не слишком убедительно показал себя на обезьянах. На макаках-резусах был даже отмечен эффект ускоренной гибели. Слава богу, человек менее восприимчив к этому вирусу, чем резус или гамадрил, но особого успокоения инъекция Алексею не принесла.

Он знал, как развивается эта болезнь, и слишком хорошо помнил, как выглядел Николай. А мужество у этого парня было высшей пробы.

В 1967 году в несколько европейских городов (Белград в Югославии, Франкфурт и Марбург в Германии) поступила партия обезьян из Уганды для медико-биологических исследований. Через несколько дней у специалистов, работавших с органами и тканями этих животных, развилось тяжелое лихорадочное заболевание, каждый третий заболевший умер. При уходе за больными заразилось еще несколько человек, но у них болезнь протекала легче, и смертельных исходов не наблюдалось. Исследователи установили, что болезнь вызвана неизвестным ранее вирусом необычной волосообразной формы – иногда прямой, иногда скрученной. По месту выделения вируса он получил наименование Марбург, а болезнь – болезнь Марбург.

Через девять лет, в июне – ноябре 1976 года, на юге Судана и севере Заира были зарегистрированы вспышки тяжелого заразного заболевания, сопровождавшегося высокой температурой и кровотечениями. Смертность достигала цифр, сопоставимых с легочной формой чумы в доантибиотиковую эпоху, – 90 %. Впрочем, в Судане смертность была несколько ниже: умирал один из двух заболевших. Возбудителем заболевания оказался вирус, напоминавший при электронной микроскопии уже известный вирус Марбург, из-за чего его и назвали вначале Марбург-2. Впрочем, вскоре стало ясно, что вновь выделенный возбудитель заметно отличается, вследствие чего и он сам, и вызываемая им лихорадка получили название по наименованию реки Эбола в Заире, где во время вспышки 1976 года был выделен первый штамм вируса-возбудителя.

Высокая смертность, заразность и нулевая эффективность лекарственных препаратов произвели сильное впечатление как на специалистов во всем мире, так и на военных. Однако для проведения исследований с таким опасным возбудителем требуются особые лаборатории. Таких в мире было тогда всего несколько, и именно в них начали проводить исследования с этими возбудителями. В самой Африке целые толпы ученых старательно, но безуспешно искали источник заражения (как говорят эпидемиологи, природный резервуар). Лишь спустя десятилетия удалось понять, что вирус прячется в летучих мышах, не причиняя им вреда. Впрочем, несмотря на большое количество вовлеченных в первые вспышки и высокую смертность, болезнь не привлекла особого внимания средств массовой информации, а, следовательно, прошла незаметно для рядового гражданина. Болезнь же лишь изредка напоминала о себе единичными случаями, и в 1980-х – первой половине 1990-х годов название этих лихорадок мало что говорило даже рядовому инфекционисту.