— Осторожно, — Сережа бережно поднял ее безжизненно свесившуюся руку и положил на прокачанное плечо, — она напилась, ей бы желудок промыть.

— Она моя жена, Сережа, я сам разберусь, что мне делать.

— Вы просто два ублюдка, — Воронов все же сплюнул и ушел вниз.

— Ворон прав, вы два ублюдка, — язык ворочался с трудом, но она хотела разозлить его, сделать ему больно, как было больно ей вчера, и как будет больно завтра. Это сейчас ей хорошо.

— Девочка моя, зачем ты так? — он нес ее мимо гостей, мимо персонала, его охрана подтянулась и направилась за ними следом.

— Я вас обоих ненавижу, — прошептала она мужу из последних сил.

— Мне все равно. Я все равно тебя люблю.

Мир растерял последние краски, слился в черно-белый калейдоскоп, а потом исчез, как растворился во мраке.

Весной даже не пахло. То есть и по календарю, и по погоде она уже давно наступила, а вот в воздухе не пахло и все тут. Динка подумала и решила не перепрыгивать, а осторожно обойти разлившуюся поперек тротуара лужу. Ей до смерти надоела громоздкая зимняя одежда, делающая ее неповоротливой и неуклюжей, поэтому сегодня она надела клешеное пальто бутылочного цвета, в котором себе страшно нравилась, и новенькие коричневые ботинки на шнуровке.

Динка была уверена, что любое, мало-мальски значимое дело нужно начинать так, словно это главная и первоочередная жизненная задача, тогда все причинно-следственные цепочки, запущенные в бесконечность, построятся ровненько и без лишних вывертов. А тут первый рабочий день! Ну как день. Вообще-то ночь. Но первая рабочая ночь звучало уж слишком двусмысленно, поэтому между собой стажеры-крупье называли это выходом в смену.

Если бы полгода назад кто-то сказал, что она будет работать в казино, Динка наверное плюнула бы ему в лицо. Да нет, точно плюнула бы и гордо удалилась, гневно передернув плечами. Всем известно, что казино — это излюбленное место всяких разных вселенских злодеев, замышляющих свои самые кровавые преступления, там собираются исключительно отрицательные персонажи, а девицы все сплошь полуголые и вульгарные. По крайней мере, в американских детективах все именно так и описывалось, а книги врать не будут.

Но жизнь вокруг менялась так стремительно, что Динке пришлось в полной мере прочувствовать на себе термин, запомнившийся из курса «Правоведение» — обстоятельства непреодолимой силы.

Мамина зарплата и Динкина стипендия, которых еще недавно вполне хватало на сносную жизнь, внезапно съежились до неимоверно малых размеров, и у Динки больше не возникало вопросов, почему в дореволюционных романах студенты представлялись вечными голодранцами. Конечно, они с мамой не были нищими, но денег катастрофически не хватало, мама хваталась за любую подработку, и перед Динкой остро встала необходимость поиска хоть какого-то заработка.

Она пыталась перевестись на заочное обучение, но неожиданно в этой связи возникли загадочные необъяснимые преграды, появились новые условия, теперь перевестись было нельзя, надо сначала забрать документы из университета, а затем заново подать на поступление и так далее. Динка преодолела конкурс в девять человек на место, и хоть твердо решила после школьной медали больше не заморачиваться с оценками, сказав себе, что работодателю важен не цвет диплома, а знания, но как-то само собой получилось, что вот уже пятую сессию зачетную книжку украшали сплошные «отлично», и терять эти два с половиной года никак не хотелось.

Знающие люди подсказали, что на самом деле перевод решается просто, тысяча долларов, всего-то тысяча, и ты на заочном. Легко сказать. Если бы у Динки была тысяча долларов, ей бы вообще не нужна была ни работа, ни заочное обучение. У них с мамой не было ни тысячи, ни сотни, да и доллары до сей поры Динке вживую видеть не доводилось.

Нет, где-то они, безусловно, существовали, в какой-то другой реальности, как и люди, у которых эти доллары водились, но та реальность соприкасалась с Динкиным миром лишь красивыми витринами, появившимися в городе в последнее время, и дорогими иномарками, несущимися мимо с такой скоростью, что и рассмотреть их толком не получалось.

В такие магазины Динка не ходила и поначалу даже заходить не собиралась, лишь однажды не удержалась и заглянула в магазин косметики и дорогих парфюмов, где как раз красовались ценники в долларах. С тех пор она заглядывала сюда время от времени, чтобы полюбоваться на умопомрачительной красоты флаконы, ей даже безумно нравился один, в форме лилии, но ценник в двадцать пять долларов надежно разделял Динку и парфюм. А вы говорите, тысяча…

За три пропуска без уважительной причины из университета отчисляли без лишних разговоров. Динка попробовала подработать курьером в небольшой фирме, ей честно оплатили оба отработанных месяца, а один знакомый — прям добрый волшебник! — раздобыл справку с печатью и подписью главврача студенческой поликлиники, и это обошлось в сравнительно небольшие деньги. А потом Динку вызвал к себе декан.

— Ареева, вам следует либо оформить академический отпуск, либо мне придется отчислить вас по состоянию здоровья, — декан, конечно же, не был дураком и прекрасно понимал истинную природу справки. Он спокойно смотрел на Динку, пока та переливалась всеми возможными оттенками красного. — Вы не можете учиться в нашем университете с таким диагнозом.

— Я займусь своим здоровьем, честное слово, — только и смогла выдавить Дина, жалея, что нельзя взять и провалиться под самый фундамент здания. А то и глубже, в какой-нибудь канализационный коллектор. — Извините, Марк Александрович, можно я пойду?

Декан кивнул, и она опрометью выскочила из кабинета. Щеки горели, как факелы, стыдобище какое, Господи… А потом выяснила задним числом, что за диагноз ей нарисовал горе-волшебник из поликлиники. Нормальными человеческими словами это означало длительное нервное заболевание с возможными эпилептическими припадками.

— А что ты хотела, — невозмутимо заявил «волшебник», — два месяца пропусков, тут простым воспалением легких не отделаешься.

Мечта работать параллельно учебе уже грустно махала издали белым платочком, постепенно перерастающим в белое знамя капитуляции, но тут вмешался случай в знакомом с детства образе. Образе Наташки.

Была зима, они с подругой добрых два часа слонялись по городу, холодало, небо грозилось сбросить на город весь день любовно собираемые серые снежные тучи, и Наташка предложила заскочить в пиццерию на чашку кофе. Динка уже потратила выделенный на сегодня лимит, поэтому пришлось пить кофе за счет великодушной подруги.

Они уселись за крайний столик у окна, как вдруг Наташка толкнула ее в бок и жарко зашептала на ухо:

— Смотри, смотри, это же Витька Карпенко.

За соседним столиком и правда обнаружился их одноклассник Витька, троечник и бездельник, хотя в целом парень добрый и безвредный. Они два года вместе сидели за одной партой, Динка по доброте сердечной решала за него задачи, отчего Витька взирал на нее с трепетом и благоговением.