В Котиньоле главными соперниками Сфорца были гибеллины Пазолини, весьма знатная фамилия, известная и в наши дни, один из представителей которой, граф Пьеро Дезидерио, впоследствии составил замечательное жизнеописание Катарины Сфорца (чем, можно сказать, окончательно примирил наследственную вражду между семействами). Эта давняя междоусобица обострилась в 1388 году, когда Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло промолчала, но Пазолини расценили это как неуважение к невесте и внезапно напали на них. Двое из Аттендоло были убиты, а Муцио, в то время — совсем юный воин, отдыхавший в это время дома, был ранен. Эти семейства не раз сходились в ожесточенных сражениях. Недруги сражались даже на пашнях, в разгар уборки урожая. Чтобы не дать захватить себя врасплох, Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.

Многие из знаменитых кондотьеров, то есть командиров наемников, происходили из Папской области, из Романьи или из Анконской Марки, или Умбрии, поэтому вполне естественно, что в этих местах сложились благоприятные условия для вербовки новобранцев. Аттендоло хотя и были довольно состоятельной семьей, но по своему жизненному укладу не многим отличались от крестьян или мелких фермеров. Они сами обрабатывали поля, сами перевозили и сбывали свой урожай. В 1384 году, однажды вечером, когда Муцио был занят по хозяйству, люди из отряда известного кондотьера Больдрино да Пеникале проходили мимо в поисках новобранцев. К тому времени несколько мужчин из семьи Аттендоло уже состояли на службе в различных войсках, и вербовщикам, даже если они раньше не знали Муцио, достаточно было одного взгляда, чтобы заметить, что этот парень именно того сорта, какой им нужен. Они остановились поболтать с ним, подразнивая его, призывая его быть мужчиной, присоединиться к ним и узнать, что такое настоящая удача. Несомненно, его братья и кузены, когда появлялись дома на время отпуска, говорили ему то же самое, хвастая награбленным добром и своим успехом у женщин. В те времена ранней зрелости пятнадцать лет не считались слишком юным возрастом для начала карьеры. Муцио колебался. Наконец, юноша взял свой топор и метнул его в дерево, заявив, что если топор застрянет, то он отправится с людьми Больдрино; если же топор упадет на землю, то он останется дома. Топор вонзился в дерево. Той же ночью Муцио ушел из дома, прихватив с собой коня из отцовской конюшни.

Эта история, довольно рано получившая известность, выглядит довольно правдивой. Она стала семейным преданием, и когда Франческо Сфорца, герцог Милана, показывал миланский замок Паоло Джовио, автору лучшей из ранних биографий Сфорца, он заметил, весело поглядывая вокруг, что всем этим они обязаны роковому топору, застрявшему в дереве. Но рассказ Корио, придворного летописца Людовико Сфорца, более реалистичен. Альбериго да Барбьяно, первый из великих итальянских кондотьеров, был родом из соседней деревни. Он показал пример, — что не противоречит истории Джовио, — побудивший пятнадцатилетнего юнца бежать из дома с отцовским конем и присоединиться к Больдрино. Когда спустя четыре года Муцио вернется домой, его отец, видя, что сердце юноши расположено к военной карьере, отпустит сына из дома с четырьмя лошадьми (щедрый подарок для человека в его положении) и отеческим благословением. Таким образом, получив хорошую экипировку, Муцио смог присоединиться к Альбериго да Барбьяно, который способствовал его быстрому продвижению по службе.

В XIV в. в Италии практически все военные действия велись великими кондотьерами, предводителями наемников, которые предоставляли свои мечи в распоряжение любой власти, имевшей желание и возможность нанять их. Их появление стало одним из досадных следствий сложившегося в то время положения дел на полуострове. Знать, сражавшаяся почти во всех средневековых войнах, в значительной степени отошла от участия в военных действиях. С одной стороны, быстрый рост благосостояния (особенно на севере Италии) сделал горожан не слишком склонными к несению тягот военной службы; поскольку Флоренция, Милан и Венеция своим благополучием были обязаны своим великим купцам, население этих городов находило оправдание своему освобождению от воинской повинности. С другой стороны, ни свободные города, которых настолько разобщали внутренние распри, что они оказались подчинены правлению внешней Подесты[3], ни появившиеся в других городах мелкие деспоты не были намерены рисковать, отдавая оружие в руки своих горожан.

Первые отряды кондотьеров полностью, или почти полностью, состояли из иностранцев и возглавлялись иностранцами, которые начали появляться в Италии после 1360 года. Заключенный в Бретиньи мир дал свободу нескольким таким отрядам, не знавшим никаких иных занятий, кроме сражений, и прошедшим жестокую школу войн во Франции. Наиболее известным из ранних отрядов удачи была Большая Компания, которой командовал герцог Вернер фон Урслингер, «гигант Гварньери», как его называли итальянцы. На его нагруднике был начертан его девиз: «Враг Бога, Сочувствия и Милосердия» — так он заявлял о своем намерении воевать со слабыми. Позднее, когда Большую Компанию возглавил граф Ландау, к ней присоединился грозный кардинал Альборнос, чтобы подчинить Романью папской власти.

Во многих отношениях между Романьей и кондотьерами с самого начала установилась весьма тесная взаимосвязь. Один из самых знаменитых кондотьеров, англичанин сэр Джон Хоквуд, получил в награду за свою службу папскому престолу пять романьских городов, включая деревню Котиньола; но когда Хоквуд задумал укрепить эти местечки, то оказалось, что необходимая для этого земля принадлежит Джованни Аттендоло. В семье Малатеста из Римини несколько поколений были кондотьерами (главным образом на службе у папства), так же как и в семье Монтефельтро из Урбино, завоевавшей герцогство благодаря своей воинской доблести. Браччо, Брандолини и другие ныне забытые кондотьеры тоже были выходцами из тех мест.

Акуто, как итальянцы называли Хоквуда, был, по свидетельству Маттео Виллани, большим знатоком военного дела, хитрым и ловким от природы, как все англичане, и его Белая Компания снискала себе столь же черную славу, как и все другие. Хоквуд несет ответственность за две массовые расправы, надолго запомнившиеся в ряду самых кровавых злодеяний, когда-либо совершавшихся наемниками. Когда в 1376 году Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе, туда был послан Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Даже в отношении детей и монахинь не было проявлено никакого милосердия. Рассказывали, что, когда два англичанина сцепились из-за монахини, в страхе забившейся в угол, Хоквуд, оказавшийся свидетелем этой сцены, решил лично разрешить возникший спор и, воскликнув: «Каждому половину», — разрубил несчастную надвое. Покончив с Фаенцей, он продал этот город маркизу Феррарскому.