В 1405 году, когда Сфорца был все еще в Пизе, к нему явился Мартино Пазолини из Котиньолы. Он пришел без охранного свидетельства, с нагрудником, привязанным к шее, и, преклонив колени, просил простить его и положить конец раздору между их семьями. Сфорца никогда не был мстительным. Он отвел Мартино в свою палатку, накормил его и, упрекнув за то, что, явившись без охранного свидетельства, тот подвергал себя риску, полностью простил его.

В 1408 году Сфорца вместе с маркизом Феррарским и правителями других городов участвовал в кампании против Оттобоно Терци из Пармы. Оттобоно был одним из тех мелких деспотов, которые в те дни жесточайших раздоров постоянно захватывали власть, а затем теряли ее. Последовавшие за этим события являются яркой характеристикой того времени, однако они же стали одним из немногих сомнительных пятен в весьма достойном жизнеописании Сфорца.

Во время одной из стычек Сфорца удалось сбросить Оттобоно с лошади, и он уже собирался покончить с ним, когда пармские отряды, внезапно перестроившись, не только спасли своего господина, но и потеснили врага, захватив в плен Микеле Аттендоло, который мог бы стать самым выдающимся воином этого клана после самого Сфорца. Оттобоно выместил свою злобу, безжалостно подвергая пленников голоду и пыткам в течение следующих четырех месяцев, после чего им удалось бежать. Сфорца поклялся отомстить. Вскоре после этого Оттобоно предложил своим врагам встретиться на луговине, окруженной лесом. В этих зарослях маркиз Феррарский спрятал своих людей, что было явным нарушением условий перемирия. Оттобоно прибыл, как и договаривались, без оружия, на низкорослой испанской лошади; маркиз же явился на встречу в сопровождении эскорта, в котором находился и полностью вооруженный Сфорца. Когда Оттобоно попытался протестовать, Сфорца ответил, что никогда не ходит безоружным. По своему обычаю, Сфорца был верхом на горячем коне, который внезапно начал скакать по лугу, лягаясь направо и налево. Как раз это и входило в намерения Сфорца, ибо таким образом он мог подобраться поближе к Оттобоно. Оказавшись на достаточной для удара дистанции, Сфорца схватил врага правой рукой, выхватил кинжал и нанес им столь сильный удар, что задел даже лошадь противника. Смертельно раненный Оттобоно рухнул на землю; Микеле Аттендоло спешился и добил противника. Вооруженные люди выскочили из леса и захватили в плен сопровождавший его эскорт. Тело Оттобоно перевезли в Модену, где изгнанники из Пармы и Реджьо выместили на нем свою ненависть, растерзав труп зубами. В те дни жесточайших раздоров такая дикость ни в коем случае не воспринималась как нечто необычное, особенно в неспокойных областях. После этого Сфорца смог передать города Оттобоно во владение маркизу Феррарскому.

Сфорца попробовал себя и на службе папам, однако в те годы Великой Схизмы, когда на папскую тиару одновременно предъявляли права обычно два, а то и три претендента, дела папства, как правило, находились в удручающем состоянии. В 1409 году, в то время, когда он был папским наемником, граф Салимбени, правитель Кортоны и глава дворянского дома Сиены, предложил Сфорца жениться на своей сестре, Антонии, которая незадолго до того стала вдовой. Сфорца разделял обычное для своего времени мнение о браке, который рассматривался исключительно как деловое предприятие. Он счел, что теперь он может метить повыше, чем Лючия ди Терцано, которая по-прежнему оставалась очаровательной матерью его многочисленного семейства, и вполне вероятно, что и она, подобно нынешним французским девушкам из petite bourgeoisie[7], была полностью согласна с его решением. Сфорца обошелся с ней вполне достойно, как обычно обходились мужчины с теми женщинами, с которыми они прожили вместе долгие годы и которые подарили им нескольких детей. Он выдал Лючию замуж за одного из своих офицеров. Антония принесла ему приданое, состоявшее из четырех замков, и стала матерью его сына, Бозио, который рос, подавая надежды в будущем стать способным военачальником, но был убит молодым. Он был женат на наследнице графов Санта Фьора в Тоскани, где его потомки правили до середины семнадцатого века, пережив, таким образом, все остальные ветви дома Сфорца.

Ясно, что папская казна находилась тогда не в самом наилучшем состоянии, и Иоанн XXIII не имел никакой возможности заплатить 4000 дукатов, которые он задолжал Сфорца. Взамен он был вынужден передать ему во владение Котиньолу. Сфорца говорил, что, когда он ощутил себя владельцем своей родной деревни, это был самый счастливый момент в его жизни. Немного позднее, когда Котиньола была почти полностью уничтожена огнем, он посылал значительные суммы на ее восстановление и перепланировку, особенно заботясь об удобстве для своей матери, которая еще была жива. Каменный дом Аттендоло уцелел во время пожара.

Возможно, в силу бедственного состояния папской казны, возможно, из-за нежелания сражаться на одной стороне со своим смертельным врагом, Паоло Орсини, Сфорца, в конце концов, принял весьма щедрые условия, предложенные ему Владиславом Неаполитанским. Иоанн XXIII был взбешен его переходом на сторону врага и приказал изобразить его как предателя, повешенным за одну ногу, в соответствии с обычаями того времени. Надпись на рисунке начиналась словами: «Io sono Sforza, viano di Cotignola»[8].

Таким образом, весь остаток своей жизни Сфорца пришлось принимать участие в беспокойной и всегда переменчивой политике Неаполитанского Королевства. Среди прочих заложников, которых он должен был отдать своему новому господину в качестве гарантии своей преданности, был его старший сын Франческо, достигший тогда возраста одиннадцати лет. По свидетельству Корио, официального биографа Сфорца, Владислав разглядывал его с таким изумлением, как «una cosa divina»[9], наделенное всеми возможными дарами, которыми Фортуна может одарить смертное существо. Франческо был оставлен на попечение материи в Ферраре, поскольку там жил ее муж, Марко Фольяно, и учился вместе с юными принцами, сыновьями Никколо д'Эсте. Владислав подарил мальчику несколько городов и сделал его графом Трикарико.

В 1414 году, когда наследницей Владислава стала Джованна II, почва под ногами Сфорца оказалась еще более скользкой. Этой несчастной женщине, чье сластолюбие снискало ей почти такую же, как у ее двоюродной бабки, Джованны I, репутацию новой Семирамиды, исполнилось к тому времени сорок лет. После смерти своего мужа она делала все, что ей заблагорассудится, и, нисколько не сдерживая своего темперамента, меняла любовника за любовником. Слабовольная, тщеславная и неуравновешенная, она всецело зависела от своего очередного фаворита, но поскольку ее любовники отдавали себе отчет в том, что им никогда не следует ей доверять, они обращались с ней почти так же, как сутенер с проституткой, часто прибегая даже к физическому насилию. Не было никакой надежды на рождение наследника, и ситуация еще более осложнялась соперничеством между двумя претендентами на трон, Людовиком Анжуйским и Альфонсом Арагонским. Сфорца был наделен крестьянской смекалкой, но он был солдатом, человеком, полагающимся скорее на собственные руки, чем на свою голову. По природе искренний и открытый, он чувствовал себя неловко среди искусных интриг, лжи и предательства развращенного неаполитанского двора, который переживал в то время свои самые худшие времена. И хотя впоследствии он научился до некоторой степени скрывать свои чувства, тот, кто его хорошо знал, всегда мог определить, когда Сфорца лжет.