— Наверное, он голоден, — сказал я, рассчитывая подольститься. — Я мог бы принести для него чего-нибудь вкусненького.

Фаворит защебетал, но Превотант так помотал головой, что даже щеки затряслись.

— Не обращай на него внимания. Давай-ка лучше займемся делом. — Он надулся и свирепо посмотрел на меня. — Волшебные силы поведали мне, что на твоем корабле скрыт контрабандный груз.

И я запаниковал. А ведь это была старая, излюбленная портовая уловка, и особенно ее обожали сборщики десятины храма Воскрешения. Мой отец такие обвинения обычно отвергал со смехом. Я тоже был осведомлен об этих хитростях. Отец, просвещая меня, советовал не обращать внимания на такого рода придирки. Но между знанием и умением ох какая большая разница! Мое лицо, этот вечный предатель всех рыжих, запылало.

— Но… но… этого не может быть, — залепетал я. — Мы честные торговцы. Честные!

Превотант скривился и извлек из складок своих запачканных одеяний какие-то записи. Прикрыв их от меня ладонью, он стал изучать нацарапанные пером каракули. Мрачно покачал головой и убрал бумаги обратно. Сунувшийся было в его карман фаворит получил очередную оплеуху.

— Мерзкое животное, — прошипел воскреситель, но тут же переключился на меня: — Тем не менее, — сказал он, — имеющиеся обвинения серьезны. Весьма серьезны. — Он любовно оглядел товары отца. — У меня нет выбора, я обязан… но, правда…

Я в оцепенении ждал его решения. Он нетерпеливо дернул головой и устремил на меня суровый взгляд:

— Но чтобы…

До меня наконец-то дошло.

— Ах… да! — Я схватился за пояс и сильно встряхнул кошель. Услышав звон, хапуга пошире раскрыл глаза, а лицо его осветилось ожиданием очередной мзды. Фаворит оживленно запищал, подчеркивая напряженность происходящей сцены. Колдун в наказание походя ущипнул его. Что же касается меня, то я, едва взявшись за кошелек, тут же почувствовал свою ошибку. Теперь Превотант знал, чем я располагаю, и был уверен, что все это уже практически принадлежит ему. Я находился на распутье — с одной стороны, унижение, с другой — разорение. Я взял себя в руки, и торговля началась.

— Само собой разумеется, — наконец сказал он, — кое-что я обязан был бы предпринять. Как говорится, существует закон. И мне с помощниками, десятком или чуть более моих коллег…

Я вновь тряхнул пояс, злясь, что выбора нет и остается лишь запустить руку в кошель.

— Но вы, — жалобно сказал я, чувствуя, что упустил инициативу, — понимаете…

— Ладно, нет уж такой строгой необходимости соблюдать все формальности, — ответил он. — И вообще, я человек добродушный. — Он не спускал с кошелька глаз, я же не выпускал деньги из рук. — Я мог бы решить все и сам, — сказал он, нетерпеливо предвкушая взятку. — Если уж так нужно… — Он вновь оглядел товар. — Но мои начальники не позволят мне облагать такой товар десятиной менее чем… в три медяка на каждую десятую меру веса.

Я вздохнул.

— Тогда я буду вынужден отправиться к отцу и объявить ему о том, что мы разорены. — Я хлопнул по кошельку. — Десятина, которую вы запрашиваете, съест все это, да еще и мало будет.

Превотант мучительно боролся с собой. У него даже щеки обвисли. Я же никак не мог оторвать взгляд от блестящих глаз фаворита, который, целя язычком в мою сторону, пытался запугать меня. Но я совладал с нервами и не пошел на попятную. Воскреситель не выдержал первым.

— Хорошо, я понимаю, — сказал он. — Придется уступить. Но чтобы никому не в убыток, десятиной будет обложен весь склад. И составит она один медяк на каждую сотую меру веса. — Он поднял руку: — Однако… при условии, что фаворит и я совершим обряд заклинания. А это дело серьезное, требующее большой подготовки…

Я отстегнул кошелек от пояса и протянул ему. Фаворит алчно зашипел, когда хозяин стремительно спрятал кошелек.

— Правда, придется все это делать в неподходящее время, — быстро сказал он. — Совсем неподходящее.

Я послал раба принести все необходимое из паланкина мага, и через несколько минут в складе был поставлен треножник, на котором болтался медный чан с раскаленными углями. Превотант стал сыпать в чан щепотку за щепоткой какие-то порошки — пахучую колдовскую дрянь. Поднялась отвратительная вонь, хотя и без дыма. Фаворит соскочил на пол, распустил крылья, подпрыгивая и пронзительно вопя в знак протеста против предстоящего действа. Я не сомневался, что он бы и совсем улетел, если бы не был прикован тонкой цепочкой к запястью Превотанта.

Воскреситель разместил треножник в узком проходе между клетями с деревянными безделушками. Он пояснил, что именно в этом месте лучше всего подействуют силы заклинания. Таща за собой фаворита, он заковылял по проходу. Существо упиралось всю дорогу, визжа, как ребенок, и натягивая цепь.

— Прекрати, — зашипел Превотант. — Ты только все портишь.

Он тяжело опустился на колено и мелом начертил на полу круг, заключив его затем в квадрат. Потянув за цепочку, подтащил к себе фаворита. Тот отчаянно вцепился маленькими зубами в пальцы мага, но маг, ухватив за шею, швырнул его в круг. Существо на несколько мгновений застыло, ошеломленное падением. Превотант кивнул:

— Вот так-то. А если еще вздумаешь упираться, то сдеру шкуру на башмаки.

Отдуваясь, воскреситель поднялся и зашагал к треножнику. Он подозвал к себе и меня. Я подошел.

— Необходимо присутствие владельца, — пояснил он. — Иначе заклинание не сработает.

Он извлек еще один узелок из своего мешка.

— Я хочу, чтобы заклинание было надежным и прочным, — сказал он. — Когда клиент доволен, и мне в радость.

По складу бродил различный люд: клерки, грузчики и потенциальные покупатели, прибывшие глянуть на товар пораньше.

— Может быть, освободить помещение? — спросил я.

— Ни к чему. Опасности никакой.

Он бросил в чан пригоршню каких-то коричневых стружек. Упав на угли, они зашипели, словно сырые. Я смотрел внимательно, но и на этот раз дыма не заметил.

Превотант живо приступил к делу.

— О демоны, обитающие во мраке, — нараспев заговорил он. — Берегитесь! Бе-ре-ги-тесь!

Вновь на углях зашипела очередная порция коричневой дряни. Угли потускнели, теряя жар.

— Огонь на стужу. Стужа на огонь. Я посылаю на ваши поиски пламя. Берегитесь, демоны! Бе-ре-ги-тесь!

Он высыпал в чан остатки содержимого узелка. Ярко вспыхнул огонь, и кучка углей в центре съежилась, став серой и холодной. Пресмыкающееся, плененное меловым кругом, издало придушенный вопль. Круг ожил, выбрасывая языки пламени в разные стороны. Огороженный огнем фаворит запрыгал и закружился, что-то лепеча от испуга и боли. Хотя в пределы круга пламя все-таки не проникало, но наверняка внутри было жарковато. Фаворит издал мучительный крик и вдруг начал сжиматься, пока не оказался размером с лягушку, продолжая, однако, кричать еще громче. Когда он вдруг вырос размером с собаку, я отскочил в сторону, а он продолжал раздуваться, вздымаясь над сдерживающим его кругом. Его зубы, ставшие громадными, сверкали и клацали. Но и это чудовище не могло вырваться за пределы круга, а языки пламени вдруг поднялись блистающей стеной, из-за которой раздавались пронзительные вопли. Превотант закричал: