— У меня есть «Мальборо», — ответил американец, доставаяпачку и пристально разглядывая подошедшую к нему женщину. Она достала сигарету,он щелкнул зажигалкой.

— Вы хорошо говорите по-английски, — похвалил ее иностранец.

— Учила в институте. А вы англичанин?

— Американец. — Он показал на здание гостиницы. — Может,войдем внутрь? Я вас приглашаю в бар.

— Неудобно. Нас могут увидеть вместе. Вы ведь знаете нашипорядки, — она показала на швейцара, — обязательно начнут спрашивать, куда изачем.

— Это правда, — засмеялся американец.

Он слишком четко выговаривал слова. Это ее немногонасторожило. Она знала, что американцы говорят, больше проглатывая слова, а такправильно говорят либо англичане, либо иностранцы. Может, этот тип учился вАнглии? Но спрашивать все равно нельзя, иначе он заподозрит собеседницу вслишком хорошем знании английского языка. А это, в свою очередь, можетозначать, что она подставка КГБ или МВД. В Москве семидесятого года было не такмного женщин, пристающих к иностранцам на хорошем английском языке. Они все оказалисьвостребованными в других ведомствах.

— Что нам делать? — спросил иностранец. — Думаете, мы несможем войти?

— Вы идите первым и ждите меня в баре, а я постараюсь пройтисама, — предложила она.

— Хорошо, — обрадовался американец, — это правильно. Как васзовут?

— Лиза. — Она второй раз почему-то назвалась этим именем.Может, просто вспомнила Карамзина и словосочетание «Бедная Лиза».

— Роберт, — сказал он, приветливо улыбаясь. От него исходилтончайший аромат французских духов, она не могла определить каких, но это былолучше, чем гнилостное дыхание Алексея.

Когда иностранец вошел в здание гостиницы, она, выждавминуту, пошла следом. Поднялась по ступенькам, но строгий швейцар остановил еесразу.

— Куда прешь?

— Что вы говорите? — спросила она по-английски.

Но швейцара не так легко было обмануть. Во-первых, онинабирались всегда из бывших военных и сотрудников милиции, во-вторых, сразуузнавали «свой контингент», в-третьих, московские церберы отличались редкимсволочизмом даже по сравнению с подобными типами из других крупных городовродного отечества и, наконец, в-четвертых, были заинтересованы в обнаружениивсех не прописанных в гостинице гостей, так как это сразу увеличивало ихматериальное благосостояние. И в-пятых, о чем никто и никогда вслух не говорил,заодно они работали стукачами милиции и органов безопасности, причем часто ихинформация бывала наиболее ценной и значимой.

— Ты мне зубы не заговаривай, — грозно нахмурился швейцар.Раньше он работал надзирателем в колонии и знал, как нужно обращаться с людьми.— Давай уходи отсюда.

— Меня Алексей послал, — тихо произнесла она, решившисьпроизнести имя того типа.

— Так бы сразу и сказала, — он посторонился, — иди, носмотри, без глупостей. Ты, видно, новенькая, я тебя раньше не видел здесь.

Она поспешила в бар. Там уже сидел за столиком Роберт.Увидев ее, он приветливо замахал рукой.

— Заходите, Лиза, — сказал он довольно громко, — я боялся,что вы не сможете проникнуть в отель.

— Это было достаточно трудно, — призналась она.

— О да, — засмеялся он, — я все знаю. У вас борются занравственность и никого не пускают в гостиницы. Это очень плохо, Лиза, потомучто, если двое людей хотят что-то сделать, их не остановить такими глупымизапретами. Что вы будете пить?

— Минеральную воду, — на секунду она забылась, но, поправивсебя, произнесла: — И шампанское, конечно.

— Я уже заказал, — признался Роберт, — сейчас принесут.

Она сидела напротив него, оглядывая бар, в который впервыепопала. Он был полупустой. Несколько девиц сидели в углу, они явнонеодобрительно смотрели на нахалку, осмелившуюся работать «на их территории». Вдругом углу сидели несколько финнов, для которых самым сладостным утешениембыла водка, продаваемая без ограничений во всех московских ресторанах и барах.На девиц они просто не обращали никакого внимания.

Официантка принесла бутылку шампанского, фрукты, шоколад,две бутылки минеральной воды. Правда, она не открыла шампанское, и Робертупришлось приложить все усилия, чтобы пробка не вылетела из бутылки, разбрызгиваявокруг пенящийся напиток. Он наконец справился с этим трудным делом и, разлившампанское в высокие бокалы, улыбаясь, сказал:

— За встречу.

— За встречу, — подняла она свой.

Потом были обычные разговоры ни о чем, снова бокалы сшампанским, легкая музыка, танцы, вторая бутылка, и, наконец, он предложил ейподняться вместе с ним в номер. Несмотря на выпитое шампанское, уже ударившее вголову, она внутренне сжалась. Она хорошо понимала, что рано или поздно онпредложит ей именно это, и сознавала, что отказаться не будет никакойвозможности, но все равно его предложение прозвучало для нее слишкомнеожиданно. Она как-то замялась, даже оглянулась по сторонам. Он терпеливождал. Шампанское кружило голову.

— Прямо сейчас? — несколько жалобно спросила она.

— Конечно. — Кажется, он был удивлен.

Господи, подумала она, я ведь знала, на что именно иду. Новот так сразу?! У нее до этого никогда не было подобного опыта. Если не считатьвполне романтических историй, никто никогда не предлагал ей такого черезполчаса после знакомства. И она знала, что обязана принять это приглашение.

— Вас что-нибудь беспокоит? — Кажется, он начал понимать еесостояние.

— Нет, — она попыталась улыбнуться, но улыбка получиласькакая-то вымученная, — я иду, иду с вами. — Губы предательски дрожали, онабоялась неизвестно чего.

Конечно, она давно не девочка, ей все-таки уже за двадцатьпять, но вот так, впервые с незнакомым мужчиной… Она не хотела себепризнаваться, но действительно боялась. Кроме всего прочего, к страхупримешивалось и какое-то болезненное любопытство. Она не знала, как это бывает«в первый раз с иностранцем». И не хотела себе признаться, что ей даже нравитсясидеть с этим хорошо одетым и вкусно пахнущим человеком.

Она буквально заставила себя подняться вслед за ним, пройтихолл, войти в лифт. Он вел себя как джентльмен. Несмотря на то что в лифте онибыли одни, он не сделал даже попытки приблизиться к ней. Затем они долго шли покоридору, и, наконец, он открыл дверь своего номера, пропуская ее внутрь.Пройдя к окнам, он задернул занавески, и в комнате воцарилась относительнаятемнота. Она была благодарна ему за это проявление чуткости. Так ей было легчераздеваться. Нейлоновая комбинация, столь модная в Европе несколько лет назад итолько сейчас пришедшая в Советский Союз, потрескивала у него в руках, когда онее обнял. Она была как застывший памятник, почти не делала никаких движений,только молча позволяла ему снимать эту комбинацию и нижнее белье. Ее билнепривычный озноб.