Россию предают вчерашние союзники. Они-то считают это правильным, да и мы привыкли. Зато сами, в кои-то веки пошли на сепаратный мир, так не можем отмыться целых сто лет.

К счастью, Георгий Васильевич меня подвергать допросу не стал. Видимо, факт того, что я хотя бы слышал о Венском конгрессе, его устроил. К тому же, он мог помнить и о мече князя Владимира, который, по моей версии, украли поляки во время Смуты. А коли ты хоть немного знаешь историю, то должен помнить и о внешней политике государств. А я, в свое время, даже курсовую писал о внешней политике Петра Великого.

— В Венском регламенте имеется номенклатура дипломатических рангов, — пояснил нарком. — В Советской России нет дипломатических рангов, но вам все равно следует их знать. А на случай какой-нибудь непредвиденной дипломатической случайности, у вас под рукой имеется свой собственный консультант.

Точно. Консультант у меня — мой собственный тесть. Или Чичерин имел в виду графа Игнатьева? Мне бы, конечно, надо оформить их деятельность официально. И хорошо бы выбить какое-то жалованье. Конечно, оба графа люди небедные, поработают и бесплатно, но если с оплатой — то поработают лучше.

Теперь мне еще нужно арендовать помещение под посольство. Торгпредство, построенное во времена Генриха Валуа, тесновато. Хорошо бы с французами решить вопрос «баш на баш». Типа — они нам предоставляют землю под строительство здания, а мы им соответствующий участок в Москве. Но со строительством собственного посольства я пока заморачиваться не стану, а сниму что-нибудь подходящее. Может, пока «Виолетту» задействовать? Нет, не стану. Эта гостиница нужна для других целей, лучше подыщу себе другую.

Я все ждал — когда же нарком заговорит о смерти Кожевникова. И дождался.

— Странно, что молодой человек погиб так нелепо, — покачал головой Чичерин. — Поскользнуться на ступеньках лестницы, ведущей к Сене. — Вздохнув, сказал: — Я же его прекрасно помню. Не выпивоха, очень толковый работник. Признаться — я планировал его впоследствии использовать на какой-то дипломатической должности, а его служба в торгпредстве послужила бы не только прекрасным опытом, да и важной строкой в послужном списке.

— Все люди внезапно смертны, — вздохнул я сообразно моменту.

— Это правда, — кивнул Чичерин.

Я слегка опасался — не возникнет ли у наркома желания сопоставить смерть Кожевникова с черепно-мозговой травмой Скородумова, решившего взять деньги у финнов, но спрятавший аванс в неудачном месте — под тазиком для умывания, но Георгий Васильевич сравнения проводить не стал. Тем более, он должен знать, что в момент смерти Кожевникова я находился в командировке. Нарком по иностранным делам спросил о другом:

— Владимир Иванович, вы проводили обыск в комнате Кожевникова?

— Разумеется, — кивнул я. — Все вещи покойного были описаны, а после похорон отправлены на родину. Кстати, копия описи вместе с моим рапортом была направлена в наркомат.

— Ах да, помню, — нахмурился Чичерин.

Стало быть, Георгий Васильевич в курсе, что покойный Кожевников увлекался фотографией? А про снимки, скажем так, «особого характера» он знает, или нет? Но нарком про фотографии спрашивать не стал.

— Еще вопрос. У вас имеются выходы на литературно-художественный альманах «Русское зарубежье»? На журналистов или на редактора?

Еще бы у меня не имелось на него выходов. Да я, почитай, совладелец этого альманаха. Но признаваться не стану.

— Знаком кое с кем из редакции, — осторожно сообщил я. — Нужно что-то напечатать в Париже?

Неужели Чичерин пописывает стихи или рассказы и не может напечатать их в России? Возможно, скромничает. Но дело оказалось в другом.

— Возьмите в секретариате заявление гражданки Брик.

— Гражданки Брик? — с удивлением вскинулся я. — Это не той ли самой, из-за которой убили Маяковского?

— Той самой, — кивнул Чичерин. — Гражданка Брик Лиля Юрьевна — личность очень известная. Так вот, она просит содействия в возвращении на родину творческого наследия великого пролетарского поэта Владимира Владимировича Маяковского, а еще она хочет, чтобы издатель альманаха «Русское Зарубежье» выплатил ей гонорар за публикацию, а также, все прочих гонораров, если в альманахе впредь станут публиковать стихи Маяковского.

Я растерянно поморгал глазами. Ладно, до Лили Брик дошел экземпляр альманаха, где напечатано стихотворение убитого поэта, но с чего вдруг она на что-то претендует? В моей истории Маяковский завещал ей половину своего наследства, включая выплаты со всех посмертных гонораров и гражданка Брик до самой своей смерти (а прожила она долго!) ни в чем не нуждалась. Еще получила от государства квартиру и пенсию, как «вдова» поэта, оттеснив тех, кто на самом деле мог на что-то претендовать. Но там имелось хотя бы какое-то подобие законности. А здесь-то предсмертной записки, признанной завещанием, точно не было. А наглости у девицы, что обрекла поэта на смерть, не занимать!

— А почему гражданка Брик решила, что стихотворение принадлежит перу именно нашего Маяковского? Уверен, что у Владимира Владимировича есть однофамильцы, или кто-то из эмигрантов решил скопировать стиль погибшего и взять его имя в качестве творческого псевдонима.

— А вот с этим теперь вам придется разбираться самому, — усмехнулся Чичерин. Поднимаясь с места, нарком дал понять, что аудиенция завершена. Поправив пенсне, нарком по иностранным делам наставительно сказал: — Одной из задач наших посланников за границей — защита интересов страны, а также защита интересов отдельных граждан. Вот, теперь вы и станете отстаивать интересы Лили Юрьевны. Или вы должны дать ей убедительный ответ, что ее интересы отстоять невозможно, потому что они не являются законными. Так что — возьмите заявление, оно зарегистрировано и отписано для исполнения нашему полпредству в Париже.

Что ж, будем считать, что нарком все-таки дал своему послу первое наставление. Защищать интересы граждан за рубежом нужно, но при чем здесь какая-то Лиля Брик?

Расписавшись в регистрационном журнале за получение заявления «гр-ки Брик Л. Ю.», взял заявление.

Вишь, пишет, что необходимо установить, как стихотворения поэта ушли на Запад и почему они печатаются без согласия наследников. Согласен. Установим и обязательно накажем виновных!

Не требует ли гражданка Лиля еще и добиться во французском суде выплаты ей компенсации за нарушение авторских прав? Нет, до такого она еще не додумалась или понимает, что здесь ничего добиться нельзя.

А на гонорар претендует на основании «совместного проживания с гр-м Маяковским, что может подтвердить гр-н Брик Осип Меерович». Что-то я уже ничего не понимаю в этой жизни. Кажется, полиандрия, равно как и полигамия, в РСФСР законом не предусмотрена. Или в этой реальности что-то сместилось?

М-да, дела. Интересно начинается моя карьера посла во Франции. Допустим, вернуть наследие поэта на родину — задача правильная. И ведь вернем. Все, что я вспомню, то и верну. А вот с Лилей Юрьевной даже не знаю, как поступить.

Глава 2

Размышления о мировой революции

В кабинете у Владимира Ильича нас было трое. Кроме меня и хозяина кабинета присутствовал товарищ Пятницкий — секретарь Исполкома и начальник отдела международной связи Коминтерна. К нему у меня душа не лежала со времен «чистки».

Товарищ Пятницкий читал с листа:

— Прошу рассмотреть вопрос об отзыве с должности торгового представителя Советской России товарища Кустова Олега Васильевича. Кустов, пользуясь тем, что в его руках находятся деньги, выделенные правительством на деятельность всех торговых миссий в Европе, осуществляет тотальный контроль над всеми торговыми операциями, не доверяя своим товарищам, которые имеют и более значительный партийный стаж, и опыт работы. Из-за грубого вмешательства Кустова в нашу работу, была сорвана секретная — и очень важная торговая операция, призванная помочь нашим европейским товарищам.

Слушал Пятницкого и мне стало грустно. Хотел же направить телеграмму на имя Ленина, но не стал, а зря. Стомоняков произвел на меня приятное впечатление, а он, оказывается, еще и стукач! Впрочем, с его точки зрения, это я повел себя нехорошо, приказав отправить «металлолом» не туда, куда ему хотелось, а туда, куда нужно.

Когда Пятницкий закончил читать мое обвинительное заключение, я спросил:

— Иосиф Аронович, а почему Стомоняков направил свое послание в Коминтерн, а не в наркомат по иностранным делам? Торгпредства курирует Чичерин. Думаю, Георгий Васильевич сам бы смог разобраться в ситуации.

— Торговая операция, о которой пишет товарищ Стомоняков касается не НКИД, а Коммунистического Интернационала, — отрезал Пятницкий.

— Операция важная, но она была подготовлена в спешке, и очень топорно, — хмыкнул я. — Если бы я ее не сорвал, то она грозила бы большими неприятностями дипломатическим отношениям между Францией и Советской Россией, а также бы поставила под угрозу дипломатическое признание нашей страны