прошлого и противодействуют вторжению настоящего. «Бейгнелл-террас» – идеальный образец подобных текстов; здесь старый дом и его таинственный хозяин – только отправная точка сюжета, ибо от странных происшествий в настоящем мы быстро переходим к таинственным культам прошлого. Очень часто герои совершают неблаговидные поступки, поддаваясь своим «архитектурным» страстям, они готовы на шантаж и даже на преступление…

Среди других повторяющихся сюжетных мотивов выделяется хромой призрак. Писательница Джоан Эйкен, поклонница Бенсона, считала, что этот образ – воплощение отца Бенсона. Впрочем, если копнуть поглубже, добавляла она, «хромым мужчиной» оказывается сам автор. В конце жизни Бенсон мог передвигаться, лишь опираясь на костыли; это, должно быть, особенно печалило человека, привыкшего вести активную жизнь – он занимался гольфом, сквошем, теннисом, плаванием, лыжами, но в какой-то момент это стало недоступно. Спортивная тематика нередко встречается в его рассказах.

Поскольку герои Бенсона – холостяки средних лет, нет ничего удивительного в том, что женщины существенной роли в его историях почти не играют, а когда появляются, выглядят весьма зловеще. Наиболее известный пример – «Миссис Эмворс»; героиня кажется обаятельной особой, но оборачивается совсем иным существом, питающим особый интерес к молодым мужчинам… Другие злобные дамы встречаются в рассказах «Святилище», «Корнер-Хаус» и «Инвалидная коляска». Но не будем портить читателям удовольствие пересказом этих блестяще придуманных историй… Женатые герои Бенсона зачастую становятся жертвами обстоятельств, и ничего хорошего ждать от женщин им не приходится.

Своими лучшими рассказами писатель считал истории о призраках. Для них нехарактерен счастливый финал; темные силы, которые вторгаются в жизнь героев, чаще всего связаны с прошлым – далеким или недавним. Тема избавления от семейного проклятия явно волновала Бенсона, и это, разумеется, связано с биографией писателя.

Г. Ф. Лавкрафт высоко оценил рассказы Бенсона, но следует отметить, что тексты британца неоднородны даже в жанровом отношении. У него немало историй на экзотические темы («Обезьяна»), но есть и бытовые рассказы, в которых мистика условна и почти незаметна; некоторые по стилистике напоминают произведения Элджернона Блэквуда, другие тяготеют к готической традиции.

«Странные истории» писатель специально собрал в нескольких томах, в других же книгах они представлены в особых разделах. Сравнительно недавно вышло пятитомное собрание рассказов Бенсона, однако авторские сборники не переиздавались очень давно, а ведь именно они демонстрируют и разнообразие, и единство стилистики писателя. Самый популярный рассказ Бенсона, должно быть, «Кондуктор»; эту историю о человеке, которого преследует возница катафалка, несколько раз экранизировали. В 1961 году «Кондуктор» послужил основой одного из эпизодов «Сумеречной зоны», а самая известная его киноверсия – новелла в фильме «В глухую полночь» (Dead of Night). «Кондуктор» вдохновил и музыкантов – было написано нескольких песен, включая Dead Man’s Party группы Oingo Boingo.

В наследии Бенсона есть рассказы о вампирах и оборотнях, о древних богах и неименуемых демонах, об убийствах и насилии… В последние годы его рассказы активно публикуются, но они рассеяны по антологиям и сборникам. «Полное собрание» Бенсона едва ли возможно: многие рассказы почти недоступны, некоторые не хотел переиздавать сам автор. Однако мы можем восстановить практически весь «канон»; в настоящем издании представлены произведения разных лет, при жизни автора остававшиеся несобранными…

Бенсон написал немало оккультных романов. Среди них – нелепый пересказ оперы Вагнера «Валькирии» (1903) и заунывная история о реинкарнации под названием «Рисунок на песке» (1905). Но есть и настоящие жемчужины, в том числе короткие «Книги Судей» (1895), в которых английский писатель остроумно интерпретирует «Портрет Дориана Грея» и «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда».

Заслуживают внимания и некоторые другие книги писателя. В дилогии «Колин» (1923, 1925) речь идет о договоре с дьяволом, в позднем романе «Отродье ворона» (1934) – о ведьмовских ритуалах в английской глубинке. «Ангел боли» (1905) и «Дом защиты» (1906) посвящены оккультизму времен Бенсона. В целом возрождение интереса к творчеству писателя коснулось в первую очередь малых форм – остается надеяться, это только временное явление.

Александр Сорочан

Кремневый нож

Кремневый нож

Как-то раз мирным теплым вечером мы с Гарри Першером, сидя на лужайке возле его дома, рассуждали о садах. Дом моего друга, к которому я приехал пару часов назад, стоял в самом центре маленького провинциального городка. Георгианский фасад выходил на улицу, а позади дома тянулась зеленая лужайка с клумбами и редкими фруктовыми деревьями. Дальше, за забором, виднелись крыши и дымоходы соседних домов. Устав от жары и шума Лондона, я наслаждался покоем.

Подобно тому, как старые дома имеют свою атмосферу, которая соткана из мыслей тех, кто там жил прежде, этот сад впитал в себя воспоминания об ушедших временах. Во всяком случае, так мне казалось в сгущающихся сумерках.

Но когда я сообщил об этом Гарри, он не поддержал мои сентиментальные рассуждения.

– Да, сказано красиво, – сказал он. – Но я нахожу твою теорию слишком фантастической.

– Думай как хочешь, – ответил я. – Я все равно уверен, что люди, живущие в доме, создают особую атмосферу. Ею пропитываются стены и полы дома, так почему не могут лужайки и клумбы – в саду?

– Все это ерунда, – засмеялся мой друг. – Как земля, дерево или камень могут перенять чьи-то качества? Но твоя мысль, пусть и ошибочная, интересна, и – знаешь что? – у нас будет возможность проверить ее истинность. Завтра в этом саду будет совсем иная атмосфера, и мы посмотрим, что за эффект она произведет. Идем, я покажу, что имею в виду.

* * *

По лужайке мы прошли к забору, который обеспечивал саду восхитительное уединение. Приставив к забору лестницу, Гарри предложил мне подняться и заглянуть за его пределы.

– Ты не побеспокоишь соседей, – успокоил он меня.

Увиденное меня удивило. Перед глазами оказался небольшой квадратный участок необработанной земли площадью примерно в восемьдесят футов[1]. Кроме сорняков растительности не наблюдалось. Хотя участок находился на склоне холма, он казался совершенно ровным. Со всех сторон его окружали кирпичные стены, точно такие же, как со стороны нашего участка. Не имелось и ни одной калитки – участок был как бы со всех сторон запечатан. И конечно, весь день эту землю безжалостно нагревало солнце, потому что и ветер не мог проникнуть в замкнутое пространство: я почувствовал, что нагнулся к жерлу печи – настолько раскаленным был воздух, ударивший мне в лицо. И… этот жар будто бы имел неестественное происхождение – я уловил какой-то запах, подобный тем, какие бывают в давно закрытой комнате.

– Что это? – спросил я, спустившись вниз. – Почему этот участок пустует