не осталось времени допрашивать этого человека. Она прицелилась из своего пистолета сглушителем и выпустила две пули ему в голову. Спокойной ночи.

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы вылезти из окна на пожарную лестницу. Ее последний взгляд на свою квартиру был горько-сладким. Здесь она обрела частичку счастья и наслаждалась заслуженными плодами своих трудов. Теперь это место превратилось в бойню, стены которой были залиты кровью двух безымянных мужчин.

Она спрыгнула с пожарной лестницы в переулок внизу. В 11:00 вечера улицы Парижа все еще были людными, и она легко затерялась среди пешеходов, прогуливавшихся по оживленному проспекту. Она услышала приближавшуюся полицейскую сирену, но не ускорила шага. Это было слишком рано; сирены не имели к ней никакого отношения.

Пройдя пять кварталов она выбросила мусорный мешок в контейнер у ресторана и продолжала путь, перекинув сумку через плечо. Там было всё, что ей было нужно в данный момент, были у неё и другие ресурсы. У нее было более чем достаточно, чтобы начать все сначала.

Но сперва нужно было выяснить, кто желал ее смерти. К сожалению, на этот вопрос было несколько вариантов ответов. Она предполагала, что это русские, но теперь не была уверена. Когда вы разозлите несколько фракций, у вас появится множество врагов, каждый из которых обладает своим талантом к хаосу. Вопрос был в том, как выплыло ее имя? И почему спустя шестнадцать лет они пришли за ней?

Если они знали ее имя, то должны были знать и о других. Казалось, прошлое вот-вот настигнет их всех.

Вот тебе и безбедный выход на пенсию. Пора было возвращаться к работе.

__________________________________________________________________

Глава 2

МЭГГИ

Пьюрити, штат Мэн, сейчас

Здесь что-то умерло.

Я стою на своем поле, глядя вниз на следы бойни на снегу. Убийца протащил жертву по свежему снегу, и хотя хлопья продолжают бесшумно падать, они еще не замели ни следов убийцы, ни борозды, оставленной мертвым тельцем, когда его тащили к лесу. Я вижу пятно крови, разбросанные перья и клочья черного пуха, трепещущие на ветру. Это всё, что осталось от одной из моих любимых араукан, которую я ценила за то, что она безотказно несла красивые голубые яйца. Хотя смерть — это всего лишь точка в бесконечном круговороте жизни, и я видела её много раз и прежде, но именно эта утрата ударила по мне особенно сильно, и я вздыхаю, отчего мое дыхание выплывает холодным облачком.

Я бросаю взгляд через курятник на то, что осталось от моего выводка, который сократился до трёх дюжин цыплят, а это едва ли две трети от первоначальных пятидесяти, которых я вырастила прошлой весной. Прошло всего два часа с тех пор, как я открыла дверь их курятника, чтобы выпустить их прогуляться, и за этот короткий промежуток времени хищник проник внутрь. У меня остался последний петух, единственный, кто пережил неоднократные нападения орлов и набеги енотов. И теперь он невозмутимо расхаживает по вольеру, все его хвостовые перья целы, и он нисколько не печалится из-за потери еще одной наложницы своего гарема. Что ему за печаль.

Ведь их так много.

Когда я поднимаюсь на ноги, мое внимание привлекает какое-то движение, и я смотрю на лес, покачивающийся за куриным вольером. Деревья в основном дубы и клены, с несколькими жалкими елями, борющимися в тени своих властных соседей. Почти скрытая в подлеске пара глаз наблюдает за мной. Мгновение мы просто смотрим друг на друга, два врага, стоящие лицом к лицу на заснеженном поле боя.

Я медленно отхожу от своего передвижного курятника. Я не делаю резких движений, не издаю ни звука.

Мой враг неотступно следит за мной.

Заиндевевшая трава хрустит под моими ботинками, когда я направляюсь к своей Куботе RTV. Я тихо распахиваю дверцу и тянусь за винтовкой, которая спрятана за сиденьями. Она всегда заряжена, так что мне не нужно тратить время на то, чтобы доставать патроны и вставлять их. Я поворачиваю ствол в сторону деревьев и прицеливаюсь.

Мой выстрел раздается громко, словно раскат грома. Испуганные вороны поднимаются с деревьев и отчаянно взмывают в небо, а мои пронзительно пищащие цыплята в панике бросаются в безопасное укрытие своего курятника. Я опускаю винтовку и, прищурившись, смотрю на деревья, осматривая подлесок.

Ни малейшего движения.

Из своей RTV я окидываю взглядом поле до опушки леса и вылезаю из машины. Подлесок густо зарос ежевикой, а снег скрывает слой опавших листьев и сухих веток. Каждый мой шаг вызывает взрывной треск. Я еще не заметила крови, но уверена, что найду ее, потому что ты всегда знаешь — каким-то образом чувствуешь всем нутром, — когда твоя пуля попадает в цель. Наконец-то я вижу доказательство того, что моя цель была верной: забрызганную кровью подстилку из листьев. Изуродованная тушка моей курицы араукана лежит брошенная там, где ее оставил убийца.

Я продираюсь глубже сквозь подлесок, раздвигая ветки, которые цепляются за мои брюки и царапают лицо. Я знаю, что он где-то здесь, если не мертвый, то серьезно раненный. Ему удалось убежать дальше, чем я ожидала, но я продолжаю продвигаться вперед, пар от моего дыхания улетучивается спиралью. Когда-то я могла бы пробежать по этим лесам бегом, даже с тяжелым рюкзаком за спиной, но я уже не та женщина, которой была когда-то. Мои суставы были изношены изнурительной эксплуатацией и неумолимым течением времени, а жесткое приземление после прыжка с парашютом потребовало хирургического вмешательства, и теперь у меня болит лодыжка, всякий раз когда понижается температура или падает давление. Старение — это безжалостный процесс. Оно сковало мои колени, покрыло серебром некогда черные волосы и углубило морщины на моем лице. Но мое зрение по-прежнему острое, и я не утратила способности считывать ландшафт, интерпретировать подсказки на снегу. Я присаживаюсь на корточки над отпечатком лапы и замечаю пятнышко крови на листьях.

Животное мучается. Это моя вина.

Я поднимаюсь на ноги. Мои колени и бедра протестуют, а в былые дни я могла выпрыгнуть из тесной спортивной машины и пуститься в спринт. Я пробираюсь через заросли ежевики и выхожу на поляну, где наконец нахожу своего заклятого врага, неподвижно лежащего на снегу. Лисица. Она выглядит здоровой и упитанной, а ее густая шерстка ярко-красного цвета. Ее рот приоткрылся, обнажая острые, как бритва, зубы, и челюсти, достаточно мощные, чтобы перерезать горло цыпленку и свернуть ему шею. Моя пуля попала ей прямо в грудь, и я удивлена, что она смогла добежать так далеко, прежде чем потерять сознание. Я толкаю тело ботинком,