Дверь оказалась хлипкой только с виду: под ударами филенчатая светлая створка дрожала, смачно потрескивала, огрызалась мелкими щепками, но не поддавалась. Стас зажмурился от летевшей в лицо мелкой деревянной трухи, с силой крутанул и дернул на себя ручку, но бесполезно – та едва заметно шелохнулась, лязгнула тихонько, но и только, шурупы крепко держали ее на месте. Тогда Стас еще раз врезал кулаком по створке так, что дверь загудела, и крикнул:

– Ольга! Открой дверь, открой сейчас же! Открой, кому говорю!

Ударил по двери уже раскрытой ладонью, невольно поморщился и прислушался: все по-прежнему, внутри тихо, слышен только шум воды, да и тот какой-то странный, будто напор ослаб, или струя падает на что-то мягкое и глушит звук. Ни голоса в ответ, ни шума – ничего, будто пусто там.

Стас оглянулся на шорох – в коридор выглянула пожилая женщина, невысокая хрупкая блондинка с короткой стрижкой, одной рукой придерживаясь за косяк, а другой показывая на дверь ванной.

– Полчаса прошло, – почему-то шепотом заговорила она. – Я ее звала-звала, она молчит. Потом тебе позвонила…

Мать Ольги говорила что-то еще, но Стас не обращал на женщину внимания. Полчаса – это много, очень много, за полчаса можно таких дел натворить, что исправлять будет поздно, ни «Скорая» не поможет, ни реанимация. Он ударил по двери еще раз, та гулко ухнула в ответ, с притолоки посыпалась пыль. Не дверь в ванную обычной «двушки», а натуральный сейф, который с налету не открыть, тут навыки особые нужны и инструмент подходящий. Как назло, у Стаса Чиркова не было ни того, ни другого. Он осмотрелся еще раз, с досады прикусил губу – дверь открывается в коридор, где и развернуться-то негде, уж больно узкий он, тесный, да еще у стены напротив громоздится раритет – швейная машинка «Зингер», семейная реликвия, и трогать ее не моги, ибо ей лет больше, чем всем присутствующим, вместе взятым. Прислушался к звукам из-за двери и сквозь шум воды услышал легкий звон, будто сосулька разбилась. И звон этот вмиг подстегнул, заставил соображать, подсказал выход. Стас ринулся в кухню, толкнул женщину плечом, та едва удержалась на ногах, охнула, но извиняться времени не было. Он выдернул один ящик стола, другой и, наконец, нашел, что искал – разделочный топорик, довольно увесистый, с удобной резиновой ручкой. Прикинул его в руке, ухватил половчее и вылетел обратно в коридор.

Мать Ольги и слова не сказала, больше того – ушла от греха в комнату и теперь выглядывала оттуда, Стас краем глаза видел ее отражение в большом зеркале шкафа. Их взгляды встретились, она едва заметно кивнула и зажмурилась, прижимая ладонь к губам.

– Ольга! – рявкнул Стас. – Ольга, открывай! Или я дверь сломаю!

Ответа не последовало, в ванной звонко шумела вода, определенно громче, чем пару минут назад. Там что-то произошло, изменилось, и явно не к лучшему, поэтому он повернулся к двери боком, сжал ручку топора обеими руками и ударил по створке чуть выше замка.

Дело сразу пошло на лад: щепки летели во все стороны, дверь трещала и дрожала, по филенке поползли трещины. Над ручкой скоро образовалась дыра, Стас парой хороших ударов расширил ее, просунул руку, нащупав, повернул задвижку, рванул на себя дверь и невольно отстранился. В лицо ударил тяжелый запах сырой штукатурки и чего-то сладко-душного, до того омерзительного, что к горлу подкатила тошнота, а в глазах помутилось, от пара, густого и липкого, перехватило горло. Стас шагнул через порог и сразу увидел Ольгу. Она сидела на полу, перевесившись через край ванной так, что видны были только обтянутая футболкой спина и темные пряди длинных волос, тяжелых, влажных, густых, как грива.

– Ольга! – позвал ее Стас, но девушка не шелохнулась. Тогда он подошел ближе, наклонился, глядя вниз, и все никак не мог сообразить, что он такое видит в духоте, полумраке и клубах пара. Получалось, что Ольга решила подстричься, и лучшего места, чем ванная, для этого не нашла. Сделать успела довольно много – дно ванны и ее стенки покрывали темные длинные полосы, издалека похожие на пряди волос. Тяжелых, темных, густых… Стас наклонился ниже, пригляделся… На дне ванной лежал небольшой, похожий на скальпель, нож, а по светлой эмали стекала темная кровь.

«Черт!» – чуть не вырвалось у него, но в последний момент он прикусил язык. Еще не хватало перепугать Ольгину мать – кто знает, как отреагирует пожилая женщина, увидев разрезанные вены на руках дочери. В лучшем случае в обморок грянется, а если в истерику сорвется – что тогда? На двоих ему не разорваться.

«Зачем, глупая, зачем? Вот же дура, прости, Господи, – пробормотал Стас, схватил Ольгу под мышки, приподнял и потащил в коридор. Навстречу сунулась ее мать и, сразу все поняв, побледнела еще больше. Стас уж решил, что его будущая теща сейчас потеряет сознание, но женщина держалась молодцом.

– В «Скорую» звоните! – хотел крикнуть он, но голос сорвался, и получилось хрипло и как-то невнятно.

Но та все отлично поняла, побежала к себе в комнату, где находился телефон, и через несколько мгновений Стас услышал:

– Человек без сознания, приезжайте скорее! Что? Двадцать три года, девушка! Побыстрее можете? Адрес…

А он тем временем дотащил тяжелую неподвижную Ольгу до дивана, уложил на спину, поднял обе ее руки, быстро осмотрел. Кровь еще не свернулась, текла по белой тонкой коже уже нехотя, багровые струйки сбегали от запястий к локтям, извивались, точно побеги странного растения. Живые и алчные побеги, их стало слишком много, и смотреть на них было неприятно, Стас вытер кровь попавшимся под руку Ольгиным халатом и увидел длинные разрезы. Располосовала она себя знатно – на правой руке три параллельных борозды, на левой две, одна – короткая, кривая, будто водила карандашом по листу, да уснула, а острие сорвалось, ушло вбок. Уснула, понятное дело, при острой кровопотере снижается поступление кислорода в мозг, и человек теряет сознание. Даже в полутьме комнаты лицо Ольги было бледным и неживым, волосы на его фоне – каштановые с рыжиной – казались черными и напоминали неряшливую груду мокрых водорослей.

Стас опустил руки девушки, и кровь побежала быстрее, била небольшими фонтанчиками из глубоких порезов и будто вскипала над раной. Стас бросился обратно в ванную, подобрал скальпель, на обратном пути вырвал из Ольгиного халата пояс, разрезал его и перетянул обе руки выше локтя. Девушка не шелохнулась, не издала ни единого звука, Стас опустился рядом с ней на колени, всмотрелся в ее лицо, прислушался – вроде дышит. Потянулся к запястьям, но они были все в крови, тогда он осторожно коснулся ее шеи, припоминая, что пульс можно проверить и так. Делал это неловко и неумело, но все же почувствовал под пальцами еле уловимое движение в венах и немного успокоился – слава богу, жива, но без сознания.

В коридоре послышались тихие быстрые шаги, приоткрылась дверь. Стас успел бросить скальпель под диван, повернул голову, увидел Ольгину мать. Та, бледная, как дочь, шагнула в комнату, но тут раздался резкий звонок в дверь. Она вздрогнула, зачем-то прижала палец к губам и пошла открывать. Стас поднялся на ноги и отошел к стене. В коридоре послышались громкие голоса, потом звуки шагов, и дверь распахнулась. Первым вошел плотный невысокий человек в белом халате, за ним суетливо двигалась мать Ольги, но врач ловко оттеснил ее, оглядел Стаса с головы до ног, задержался на погонах, оценил звание и его растерянный – чего уж там – вид и скомандовал: