– Зачем ты это сделала? Зачем, объясни…

– Ты сам знаешь, – злым шепотом перебила его Ольга, – так будет лучше для всех.

И затихла, прижав перебинтованные руки к груди. Стас поднялся, раздвинул шторы и распахнул окно. Полумрак рассеялся, в комнате запахло дождем и мокрой пылью. Прятавшийся от ливня на подоконнике воробей покосился на Стаса и, решив, что жизнь дороже, вспорхнул и улетел куда-то сквозь дождевые струи. «Лучше для всех…» – ну, кто это ей сказал, кто вбил в голову, откуда эта дикая мысль? Для кого – для всех? Для матери, для него, Стаса Чиркова, для самой Ольги?

– Утром я пошла в магазин, – тихо заговорила Ольга, – в самый ближний, надо только перейти через дорогу. Я шла, и вдруг на меня вылетела машина. Затормозила в последний момент, из нее выскочил водитель и орал на меня так, будто я что-то украла у него или собиралась это сделать, он был готов убить меня. На самом деле он испугался, что собьет меня – я же не заметила его и вышла на дорогу. Рядом стояли люди и подтвердили, что я сама кинулась под колеса. Одна женщина так и сказала – ей жить надоело, вот и решила с собой покончить. А я не видела его, не видела, понимаешь!

На успокоительное врач не поскупился, за что Стас мысленно его поблагодарил и пожелал всего наилучшего в этой жизни. Истерика с Ольгой не случилась, она просто смотрела в спинку дивана и разговаривала будто сама с собой, а по лицу ее текли слезы.

– Я не видела его, честное слово. Все разошлись, человек уехал, а я подумала, что не хочу вот так, на улице, чтобы меня сбила машина, чтобы собралась толпа, чтобы все глазели на меня. Лучше уж дома…

Стас присел рядом, легонько сжал плечо девушки. Ольга вздрогнула, зажмурилась и попыталась отодвинуться, но места не было. Он сидел рядом и молчал, ибо сказать было нечего, да и эмоции раздирали на части – жалость к девушке и злость на самого себя. Помочь он ей ничем не мог, и от бессилия аж скулы сводило, но тут хоть головой о стену бейся – бесполезно. Ольга постепенно начинает слепнуть, она уже в школе неважно видела, а потом болезнь стала прогрессировать. Нужна была операция, и ее сделали, но неудачно, местные врачи исправлять ошибку коллег отказались, а их московские коллеги запросили такие деньги, что тогда он впервые услышал от Ольги: «Мне дешевле умереть». Отругал ее и забыл, а она запомнила и сегодня решила повторить попытку.

– Не говори глупости, – не оборачиваясь, сказал Стас, – это можно исправить.

Ольга сжалась в комок и неожиданно спокойно, даже рассудительно сказала:

– Ты знаешь, сколько это стоит. У нас нет таких денег.

Денег у них не было. Гараж и машину продали два года назад, чтобы Ольге, наконец, поставили верный диагноз. Остатки ушли на «подарки» врачам, взамен получили осложнение и новые проблемы: слезы, ненавистные очки, «вам без меня будет лучше»… Самое поганое, что выход был, его подсказали те же эскулапы: московская клиника, где такие проблемы щелкают как орешки, за плату, разумеется. И даже направление дали, да толку с того направления… Три банка в кредите отказали – слишком мал был доход Ольгиной матери, музыкального работника, и самой девушки, логопеда. В долг им никто не давал по той же причине, а Стас сам изворачивался, как мог, но половина неплохой, что уж там, зарплаты уходила на съемную квартиру и машину. Родительское жилье в полусотне километров от города досталось сестре, да он на жалкую «однушку» и не претендовал. Слишком хорошо помнил, откуда вырвался, чудом, можно сказать, вернее, не без помощи близких людей – родственников со стороны отца. Мать с папашей пили в режиме нон-стоп, что на общем фоне было еще нормально. В соседней квартире помещался наркопритон, и посетители часто путали балкон барыг и семейства Чирковых. На втором этаже варили самогон, сосед через стенку, вернувшись из колонии, через неделю прирезал жену и повесился во дворе на разломанных качелях. И тогда, что до этого дня лишь смутно шевелилось в душе, что не давало покоя, все предчувствия и мысли о будущем вдруг исчезли, остался один вопрос, он же ответ: выбирай. Сам видишь, что тебя ждет. Или ты уезжаешь и пытаешься стать человеком, или остаешься, но тогда винить, кроме себя, будет некого. От этой гранитной обреченности и спокойствия четырнадцатилетнему Стасу стало страшно и неуютно, но он приказал мыслям заткнуться, в тот же день собрал вещи и уехал в город к родственникам. Те не сказать, чтобы обрадовались, но, зная его родителей, из дома не выгнали, приютили по доброте душевной. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать и вообще выкручиваться, зато жизнь уже была другая и люди другие.

В новой школе Стас и познакомился с Ольгой – та, на фоне ярких, безвкусно и вызывающе одетых ровесниц, выглядела дворянкой с картинки из старой книги. И вела себя соответствующе – вежливая, строгая, неприступная, волосы убраны в косу, на носу вечные очки. И никаких джинсов, только юбки и платья длиной строго до середины колена – ну, Снежная королева, ни больше ни меньше. Он тогда полгода за Ольгой хвостом ходил, а потом сам себе поверить не мог, когда услышал от нее «ты мне тоже нравишься». Будущее как-то сразу само собой определилось: учеба, работа, свадьба, дети, свой дом. До второго пункта все шло гладко, а после программа дала сбой, затем и вовсе застопорилась, а сегодня все едва не закончилось для них обоих.

– Все будет хорошо, – сказал Стас, – вот увидишь. Мы поженимся, у нас будут дети…

Ольга то ли снова всхлипнула, то ли хрипло рассмеялась. Стас повернул ее к себе и заглянул в глаза. Спокойная, бледная, зрачки расширены, губы кривятся то ли в улыбке, то ли в гримасе, на лбу капли пота. Стас потянулся смахнуть их, но Ольга увернулась и сказала:

– Зачем тебе слепая жена? Что ты врешь мне, зачем вы все мне врете? Я на улицу боюсь выйти, чтобы под машину не попасть. Мне не муж, мне собака-поводырь нужна…

Теперь отвернулся Стас, не вынес полного слез и боли взгляда. Собака-поводырь – надо же такое выдумать… Господи, ну, за что им все это? Знал бы, что так все обернется в жизни – не в полицию бы пошел, а в банкиры, что ли, хоть кредит можно взять без проблем. А сейчас повышения ждать еще год, концы с концами еле сводит – и за жилье плати, и престарелой тетке помогать надо: как-никак единственный родной человек остался, что в беде не бросил, мать с отцом давно на тот свет отправились…

Зазвонил мобильник, Ольга зажмурилась, словно от яркого света, и закрыла глаза, Стас посмотрел на экран. Снова Матвеев, значит, дело срочное, он не стал бы попусту дергать приятеля. Стас его сам сколько раз прикрывал, выкручивался, как мог, но тут, видимо, Макса допекло. Придется ответить.

– Стас, давай быстрее сюда, – раздался в трубке приглушенный голос напарника, – тут драка с поножовщиной…

– Пострадавшие есть? – тоже шепотом спросил Стас, поглядывая на Ольгу. Но ей было все равно, она снова отвернулась к подушкам и, казалось, заснула.

– Есть один, помощь оказали, – прошипел Матвеев, – у меня три человека на очереди, четвертый, вернее четвертая, в дверь ломится. Давай мухой сюда…

– Сейчас приеду.

Стас убрал телефон в карман, шагнул к Ольге, сел рядом. Надо что-то сказать, и бежать надо, тоже срочно, за такую «самоволку» можно и выговор от начальства схлопотать, и тогда – прощай, премия. Макс не сдаст, но если его самого накроют, то деваться напарнику будет некуда. Драка с поножовщиной, как не вовремя… Всегда так в выходные: напьются и давай за ножи хвататься, алкаши чертовы…