Тут я встрепенулась и воинственно пискнула:

‒ А нечего наш магазин грабить, долбаные иностранные агенты!

Штук двадцать голов крутанулось в мою сторону. Нет, всё-таки больше двадцати, а то и все сорок. Потянул же меня за язык треклятый глинтвейн! Я схватила упавший смартфон и сумку, вскочила на ноги и врезалась спиной в ствол дерева. Откуда в торговом зале деревья?!

‒ Я вас сняла, ясно? ‒ проблеяла я, прижимая к груди сумку и держа смартфон, как пистолет. А съёмка давным-давно сбросилась. ‒ И в «Облако» уже закинула. Даже если вы разобьёте мне телефон, полиция всё равно узнает, кто ограбил магазин и похитил меня! Впитали?!

К моему новому изумлению, солдаты нагло расхохотались.

‒ Дамочки меня ещё сами не снимали!

‒ Я б сам с такой на облака закинулся! ‒ глумились они. ‒ Это что у них, жаргон какой-то или местный способ обольщения?

‒ Отставить! ‒ сурово процедил командир, брутальный тип лет сорока пяти с грубыми чертами лица, стриженными волосами с сединой на висках и здоровенным автоматом за спиной. Типичный прожжённый вояка. ‒ За халатность и грубейшее нарушение инструкции каждому по три наряда вне очереди.

‒ Есть по три наряда, ‒ вяло отозвались солдаты, и офицер вперил в меня тяжёлый взгляд.

‒ Эта игрушка здесь бесполезна. В нашем мире интернета нет.

‒ А что у вас есть? ‒ выпалила я, ещё держа смартфон, как пистолет. ‒ То есть… В смысле… В каком ещё мире?! Куда вы меня притащили, а?! Отвечайте!

Однако вместо ответа командир развернулся к солдатам и грубым, раскатистым тоном приказал:

‒ Возвращаемся в расположение штаба, взвод!

Вояки с готовностью похватали коробки с украденным оборудованием и последовали за капитаном, а я так и осталась стоять, прислонившись к дереву, держа телефон и обнимая сумку.

Так, спокойно. Всему этому должно быть какое-то разумное объяснение. Три минуты назад я была в магазине. Вылетела со склада в торговый зал и… тут же оказалась где-то здесь. Никаких провалов в памяти, никакого обморока. Несмотря на то, что ночь сменилась ранним утром, кругом лес и непривычно тёплая для октября погода. Значит, меня или шарахнули электрошокером так, что я вырубилась и не заметила этого, или мой Ванька что-то подмешал мне в глинтвейн, и меня вставило. Похоже, так и есть. Косил под дурачка, а на деле ‒ маньяк и наркоман! Это всё объясняет.

Я опустила наконец руку с телефоном, сползла спиной по стволу дерева, запрокинула голову и закрыла глаза. Так и сидела, вдыхая влажноватый лесной воздух, но рассудок не желал проясняться. Ничего-ничего. Всё пройдёт. Вот посижу немножко и очнусь на полу разграбленного торгового зала, окружённая полицией и начальством. Или в какой-нибудь подворотне, изнасилованная деревенским обдолбышем. Уж не знаю, какой вариант мне нравится меньше ‒ обвинение в ограблении или надругательства. Вот тебе и во все тяжкие, Женька! Всем доказала, молодец!

Когда шаги и голоса вояк совсем стихли, меня опутала гробовая тишина. Ни шороха листвы, ни пения птиц. Я глубоко втянула носом воздух, чтобы убедиться, что не оглохла и ещё нахожусь в сознании. И тут услышала шорох, а за ним негромкий звериный рык.

Инстинкт самосохранения зарядил пинка, я вскочила на ноги и осмотрелась. Всё тот же сумеречный лес, всё так же никого вокруг. Подул холодный ветер и послышался отдалённый раскат грома. Я сунула телефон в сумку, повесила её на плечо и бросилась догонять солдат, проваливаясь тонкими каблуками в мягкую землю. Всё-таки ждать, пока отпустит, спокойнее рядом с людьми, а не с сидящим в кустах диким зверем.

‒ Э-эй! ‒ позвала я, сообразив, что нигде не вижу служивых. ‒ Товарищ западный капитан! Вы где?!

Где-то хрустнула ветка. Я остановилась и увидела, как из-за широкого дерева, совсем близко ко мне, выходит человек. Он одет в рваное тряпьё, голова низко опущена, скрывая спутанными волосами лицо, а рука придерживается за ствол, словно незнакомец боится упасть.

‒ Вам что, плохо? ‒ настороженно произнесла я, зачем-то взяв в охапку сумку.

Человек дёрнулся, вскинул голову, и я со страху чуть не наделала в колготки. Лицо его было белым, как бумага, глаза выпучены на меня так, что могут вывалиться из орбит, белки налиты кровью, радужки кроваво-бордового цвета, улыбающийся рот широко открыт и сверкает акульими зубами.

Истошно взвизгнув, я зарядила этой твари по морде сумкой и со всех ног бросилась бежать. Чудище ‒ за мной. Я слышала, как оно мчится, рычит и стонет со своей безумной улыбочкой, но не могла оглянуться. Бешеный страх и чувство нереальности происходящего заставляли нестись вперёд сломя голову. Грёбаный трындец, мля! Да чтоб я ещё когда-нибудь пошла на свидание хрен знает с кем!

‒ Ложись! ‒ крикнул мужской голос, как раз за секунду до того, как я споткнулась о какой-то корень и рухнула плашмя на землю. И тут же зажала уши от оглушительных выстрелов.

Когда всё стихло, подскочила на четвереньки, развернулась и увидела, как неизвестная тварь стоит надо мной, дырявая, как решето. Руки оторваны одна по локоть, другая по самый корень, а голова похожа на чрезмерно перекрученный фарш. Из каждой раны и пулевого отверстия с шипением валит дым, а вся трава вокруг забрызгана кровью. Как и мои ноги и, наверное, спина.

Нечисть шатнулась и рухнула на землю, я едва успела отскочить. Никогда в своей жизни я не материлась на людях так смачно и эмоционально, как сейчас. И да ‒ мне не стыдно!

Не в силах оторвать взгляда от изувеченного дырявого трупа, я заверещала:

‒ Это ещё что за срань?!

‒ Вижу нежить! ‒ крикнул кто-то в стороне, и земля затряслась от топота рванувших куда-то солдат.

С трудом я повернула голову и теперь, вот опять сидя попой на земле, ещё и покрытая кровью какого-то грёбаного зомбака, я завороженно смотрела, как вояки обстреливают из автоматов и пулемётов одну за другой тварей, выскакивающих из-за стволов и прыгающих с веток деревьев. Во все стороны брызгалась кровь, ошмётки мяса, оторванные конечности и даже головы.

Нежить? Что ещё, едрит твою, за нежить?! Зомби? Черти? Упыри и вурдалаки? Да когда же меня отпустит-то, а?! Ведь не может быть, что всё это происходит наяву. Не может ведь?..

Почти не помню, как вскакивала на ноги и пыталась найти укрытие. Всё как в бреду, как в пьяном угаре под отупляющую бешеную музыку. Протрезветь заставила новая жуткая морда с белой кожей и выпученными красными глазами. Нечисть женского пола