«А Тина?! – вдруг вспомнила Таня. – Почему я позвонила Марине, а не ей? Теперь поздно. Свое право на один звонок я уже использовала».

В замке заскрежетал ключ. Дверь распахнулась. На пороге стояли двое мужчин, один в форме, другой – в штатском. Заговорил второй:

– Русский консул нет. Ночью – нет. Завтра – тоже нет. Выходной. Вы сидеть здесь. Ждать.

…От пюреобразного супа почему-то пахло принесенным с мороза бельем. Таня проглотила одну ложку, вторую. Удивительно, но варево оказалось вполне съедобным. Выхлебав содержимое мисочки, Дронова пододвинула к себе плоскую тарелку, на которой лежал кусок мяса, отварные морковка, фасоль и горстка картошки фри.

«Надо же, как здесь арестантов кормят», – отрешенно подумала она.

Мясо оказалось жестким. Кое-как оторвав зубами крошечный кусочек, Дронова попыталась его разжевать, но не смогла. Пристроив серый ошметок на краю тарелки, взяла одну соломинку картофеля фри, но тут же положила обратно. Есть не хотелось. Совсем.

«Вот тебе и повод похудеть, – равнодушно, как будто речь шла о ком-то другом, подумала Дронова. – Если в день терять по килограмму, то за неделю можно скинуть целых семь… – И тут ее словно обдало жаром: – Семь дней! Целую неделю провести здесь?! – Таня огляделась по сторонам. Новая волна ужаса накрыла ее с головой, стало трудно дышать. – А если… Если суд решит, что я все знала и согласилась везти героин? Тогда несколько лет… Или вообще… – Таня впилась ногтями в ладони. – В фильме, где Николь Кидман играла… Там героиню тоже обманули, она не знала, что везет наркотики… Но ее все равно приговорили к расстрелу. В какой стране это было? В Турции? Кажется, нет. В Эмиратах? В Таиланде? Страна была мусульманская, это точно. Наверное, везде, где ислам, за наркотики – смертная казнь…»

Резкая короткая боль разорвалась в области затылка, тоненькая теплая струйка потекла по шее, потом по спине. Таня коснулась выпирающего позвонка. Поднесла ладонь к лицу. Пальцы были липкими и пахли потом.

«А показалось, что кровь. Откуда она могла взяться? Наверное, я схожу с ума… Нет, меня отпустят! Мустафа скажет, что я ни при чем, что это ошибка. Что во всем виноват Мурат…»

Таня внушала себе то, во что совсем не верила. Мустафа ни за что не пожертвует свободой брата ради ее оправдания. Ведь тогда от него отвернутся все родные. Думать о том, что она была нужна Мустафе только как наркокурьер, Таня себе запретила. Наверное, из чувства самосохранения. Чтобы не стать в собственных глазах ничтожеством. Грязью, пылью, использованной и выброшенной за ненадобностью вещью.

Убиравший посуду охранник что-то спросил, ткнув пальцем в почти нетронутое второе.

«Наверное, беспокоится, что не понравилось», – решила Татьяна и, вымученно улыбнувшись, сказала:

– It is very tasty. But I am not hungry[5].

И опять, как несколько часов назад в кабинете полицейского начальника, слова слетели с языка сами собой. А ведь ни в школе, ни в институте по иностранному Дронова никогда не получала выше тройки. По-английски она стеснялась даже попросить воды или чашку кофе – в ушах постоянно звучала традиционная отповедь вузовской преподавательницы: «Ну что мне с вами делать, Дронова? Словарный запас, можно сказать, нулевой, а произношение, как у телятницы из вымирающей нижегородской деревни». А еще англичанка рассказывала о толчке и прорыве, которые случаются, когда человек попадает в иноязычную среду и стрессовую ситуацию. У Дроновой сейчас и то и другое в наличии. И язык «прорезался».

Таня едва дождалась, когда за охранником закроется дверь. Отчаяние рвалось наружу диким, звериным воплем. Она зажала рот ладонью, стиснула до ломоты в скулах зубы и, раскачиваясь взад-вперед, тихонько завыла. Размеренное покачивание и монотонный скулеж, как ни странно, помогли – истерика как будто отступила. Ее место заняло тупое безразличие. Снова прислонившись к стене, Дронова закрыла глаза. И тут же перед ее мысленным взором встала картина, которую она увидела в первое турецкое утро. Солнечное, безмятежное, обещавшее череду счастливых, полных радостными событиями дней.

Было семь часов утра, и у бассейна царило безлюдье. Но на большинстве лежаков уже валялись какие-то журналы, книжки, маленькие, явно не отельные полотенца, шлепанцы. Народ подсуетился, заняв места, и отправился кто – на завтрак, кто – играть в большой теннис, кто – досыпать. Дронова с трудом отыскала шезлонг, на котором ничего не лежало, только к спинке была привязана красная ленточка, расстелила на нем взятое из дома небольшое полотенце и бросила сверху пластиковый пакет с русско-английским разговорником, романом «Духless» Минаева и купленным в магазинчике возле дома пакетиком «Бон Пари».

Отражение утреннего солнца дробилось в воде – каждый гребешок мелкой бирюзовой ряби украшала крошечная золотая корона. Посреди бассейна на обложенном со всех сторон голубым кафелем островке росла огромная пальма.

Захотелось разбежаться, прыгнуть в эту искрящуюся воду, доплыть до островка с пальмой, сесть, подтянувшись на руках, на бортик и, щурясь от солнца и счастья, болтать ногами…

Однако в бассейне никто не купался. Может, по местным правилам так рано нельзя? Таня вспомнила, что, когда вчера шла на ужин, бассейн был пуст. А вдруг тут можно плавать только в определенные часы?

Дронова была очень законопослушна. С прошлой осени она, учитель химии одной из московских школ, занималась репетиторством, чтобы позволить себе отпуск в Турции, и из каждой полученной суммы сразу вычитала 13 процентов – на уплату налогов. Коллега-«англичанка», у которой Татьяна спросила, где и как заполняют декларацию, вытаращила глаза: «А зачем тебе? Ты что, собираешься в налоговую? С ума сошла! Никто ж никогда не докажет, чего и сколько ты брала. Да и не захочет доказывать – оно им надо, с такой мелочью возиться!» И потом, встречая Дронову в учительской или в коридоре, смотрела с жалостью и недоумением…

Татьяна решила было поискать щит с расписанием работы бассейна, но передумала. Даже если купание разрешено, сейчас она плавать не станет. Ведь после этого придется как минимум полчаса сушиться, чтобы на сарафане от мокрых плавок и лифчика не проступили темные пятна. Вообще-то народ тут ходит и с мокрыми задами, и с вываливающейся из декольте грудью. Причем появляется в таком виде и в Интернет-кафе, и в главном фойе, где ресепшн, и даже в ресторане, так что туркам пришлось мальчиков возле входов поставить. Вчера Таня стала свидетельницей стычки между блюстителями дресс-кода и русской девицей в шортах и бюстике. Караулившие вход в главный ресторан привратники настаивали, чтобы «наяда» прикрыла верх, а та категорически не желала возвращаться в номер. Дронова наблюдала за этой разборкой, завидуя изящной фигурке жертвы дресс-кода и ее бойкому английскому и в то же время злорадствуя: ведь, несмотря на обольстительные улыбки и кокетливые ужимки, той все же пришлось сгонять за рубашонкой. Получать выговор от начальства и урезанную зарплату мальчики не пожелали.