Развернувшись, хазрах взмахнул амфижездрм и чуть было не промахнулся. Он увидел, что абориген, только что сумевший ранить его, оказался девушкой, причем совсем юной. Удар, который пришелся бы точно в горло взрослого человека, рассек голову девушки на уровне лба. Кровь брызнула из ее головы во все стороны, мертвое тело, по-прежнему сжимавшее в руках виброклинок, обрушилось на холодный феррокритовый пол…

Шедао Шаи выгнул спину и резко сорвал с лица маску. Нет, он вовсе не боялся реакции хазраха на ранение, его шокового состояния и последующей смерти. Шедао неоднократно переживал эту ситуацию и раньше, причем безо всяких негативных для себя последствий. Но на этот раз он не захотел, чтобы постыдный страх этого раба омрачил его собственные впечатления от увиденного.

Командующий йуужань-вонгов наконец разжал кулаки и немного отдышался, чувствуя приятную прохладу корабля. Он знал: многие сочтут притворством то, что он поспешно и брезгливо отверг предсмертные чувства хазраха. В особенности он ожидал насмешек от Дэйна Лиана, своего ближайшего помощника, который мог себе это позволить. Считалось, что домен Лиан имел более славную историю, чем домен Шаи. По крайней мере, до сего момента. История, полная лишь побед, заставила их уверовать в собственную непогрешимость, чем сделала их только слабее. Этого Лиана отдали мне на поруки, чтобы я привил ему чувства истинного воина.

Шедао Шаи знал, что ощущения, которые передал ему раненый хазрах, многие посчитали бы мелочью, никчемной ерундой, не стоящей даже лишнего вздоха. Но все это — не для Шаи. Боль, которую чувствовал раб после удара виброклинка — богомерзкого оружия, испортившего невинную девочку и втянувшего ее в эту войну, — была хазрахом отторгнута. Хазраха могло ждать избавление, но он отвернулся от него.

Боль нельзя отвергать, ее нужно принимать как должное. Боль, по мнению Шедао Шаи, была единственной постоянной величиной в жизни каждого существа. Рождение сопровождалось болью, смерть — тем более. Все жизненные перемены требовали боли. Противиться боли — это все равно что отвергать истинную природу Вселенной. Боль делала воина сильным. Первым среди равных. Похожим на бога.

Шедао Шаи прошел к испещренному рубцами дальнему углу покоев и мягко прикоснулся к шарообразному, похожему на жемчужину созданию, помещенному внутрь стены. И словно черный песок, смытый бурным водным потоком, стена резко потеряла цвет и стала полностью прозрачной, открыв доступ к семейной сокровищнице — хранилищу реликвий домена Шаи. Такую ценную коллекцию, безусловно, не стоило доверять кому-то одному и уж тем более помещать на корабль, подобный «Наследию страданий», но старейшины домена посчитали, что такой кладезь мудрости древних сможет прекрасно вдохновить на подвиги новое поколение бесстрашных воинов.

Шедао Шаи опустил руку на барьер, отделявший его от хранилища, и нащупал пальцем небольшую точку в левом нижнем углу, служащую для открытия тайника. Он хотел поместить сюда останки своего деда Монгеи Шаи, выдающегося воина, погибшего во время разведывательной миссии на планету, известную у неверных как Биммиель. Монгеи прибыл туда полвека назад в составе отряда, призванного осуществить необходимые приготовления к полномасштабному вторжению йуужаньвонгов.

Он мужественно боролся с неверными, держался до последнего, передавая в штаб всю необходимую информацию, за которой он туда прилетел. Он погиб, пожертвовал собой, заставив прочие кланы уважать и почитать его домен — домен Шаи. Во многом благодаря нему Шедао выбрали предводителем нового наступательного похода.

Первое, что сделал Шедао на новом посту, это направил двух своих родственников вернуть останки прославленного предка, но они провалили миссию. Нейра и Дранае Шаи были убиты джиидайем — самым необъяснимым явлением в среде неверных. Эти джиидайи, они провозгласили себя дарующими жизнь, владыками всего живого, и тем не менее их основной символ — световой меч,. Оружие, способное с легкостью уничтожать жизнь под корень, способное сокрушить даже эти механические машины — ~ богомерзкие насмешки над жизнью. Эти джиидайи считают, что они выше всего живого, эдакие всемогущие существа, использующие свою мистическую Силу, чтобы скрыть свое явное пристрастие ко всему этому механическому богохульству.

Командующий йуужань-вонгов отогнал дрожь, незаметно охватившую его тело, затем отвернулся от стены с реликвиями и пересек комнату, направившись в противоположный угол комнаты. Он с силой надавил на красного цвета перекладину, состыкованную со стеной. Эта часть помещения начала трансформироваться, йорик-коралл исчезал на глазах, оставляя за собой гладкую поверхность, на которой стали отчетливо проступать шесть небольших наростов. Шедао вновь развернулся лицом к стене с реликвиями, запрокинул руки вверх и вжался в стену.

Из двух верхних наростов высунулись тонкие кожистые усики, которые обвились вокруг его запястий и крепко сжали их. Нижние четыре схожим образом оплели его лодыжки и бедра. Он ощущал сладкие волны боли от впивавшихся в его кожу усиков. Затем он начал подниматься вверх, когда отростки стали тянуть его за руки, отрывая от пола. Его подняли на высоту его собственного роста, откуда открывался прекрасный вид на освещенную золотым светом нишу с реликвиями. Воин выгнул шею, чтобы лучше все рассмотреть.

Его внимание привлек лежащий сверху череп воительницы, свет падал на него таким образом, что его глазницы казались гигантскими черными дырами. Хотя он ни разу не видел эту женщину-воина живой, он мог точно сказать, сколько поколений воинов прошло между ними, он мог представить себе ее холодный взгляд, который при жизни был также страшен и беспощаден, как и теперь, после смерти, когда он разглядывал ее мертвый череп.

Крепко завязнув в своих путах, Шедао стал бороться, сопротивляться их твердой хватке, но чем больше он рвался на волю, тем сильнее путы сжимали его. Как и все прочие йуужань-врнгские прислужники, они были органического происхождения, они были выведены в лабораториях создателей форм и впоследствии прозваны «объятиями боли». И вот теперь они впивались отростками в тело воина, заставляя изгибаться спину и выкручивая конечности.

Он боролся, а они впивалось все сильнее. Боль превращалась в агонию, и он впитывал ее, наслаждался ею в полной мере, едва ли не смаковал. Это было наивысшее чувство наслаждения, смысл всей его жизни, ради которого он разил и сокрушал неверных.

Предводитель позволил егце сильнее изогнуть свое тело и дошел практически до экстаза. Каждая клетка его организма излучала сейчас волны боли, которые напитывали его же самого силой. Боль была непомерной, всепоглощающей, и он почувствовал, что…

… он сам — одна большая волна боли.

Достигнув нужного состояния, Шедао позволил себе немного расслабиться. И эти жалкие неверные постоянно избегают такого удовольствия, делают все возможное, чтобы боль обошла их стороной? Они разрывают связь с реальностью, только из-за одного этого Галактику нужно очистить от всей этой скверны. По большому счету ему было наплевать на то, что эти самые неверные обжили эту Галактику первыми. Для него что-то значило только мнение богов, а боги требовали расправы над нечестивцами.