Протяжный стон несется по залу, и люди встряхиваются, начинают перешептываться, показывать на меня пальцами.

Слезы текут по щекам, капают с подбородка. Вытирать их руками, скованными наручниками, неудобно, отчего чувствую еще большую неловкость и стыд.

– Простите, – поворачиваюсь в сторону родителей.

– Оправдать такой поступок невозможно! – хлопает ладонью по столу прокурор, я вздрагиваю и втягиваю голову в плечи.

– Протестую! – вскакивает мой адвокатик. – Ваша честь, прокурор оказывает психологическое давление на подсудимую.

– Протест принят, – машет рукой судья.

Дальше я отключаюсь, закрываюсь от действительности. О чем говорит прокурор, что ему отвечает адвокат, ничего не слышу, только доносится приглушенное: «Бу-бу-бу», – да взлетает к потолку протяжный стон матери и обрывается где-то там, в вышине.

– Обвинение требует сурового наказания, – врываются в сознание слова.

Зал зашевелился, зашумел.

– В тюрьму ее! – крикнул кто-то.

– Туда ей и дорога!

– Хорошая девчонка погибла, а эта гадина живет и дышит.

– Тишина в зале суда! – обрывает людское возмущение секретарь, я ловлю ее сердитый взгляд и съеживаюсь.

– Ответчик Васильева приговаривается к шести годам лишения свободы, – забивает последний гвоздь в крышку моего гроба прокурор.

– Как шесть?

Вскрикиваю я и падаю на скамью. Ноги больше не держат тело, в пустой голове звон.

– И правда, перебор, – ворчит себе под нос конвоир. – Все дело белыми нитками шито.

– Ну, девка, кому-то важному ты точно перешла дорогу, – добавляет второй и открывает замок клетки. – Пошли.

А все начиналось так замечательно!

Дорогие читатели, перед вами новая история.

Не пугайтесь тяжелого начала.

На самом деле этот роман о любви. О большой, всепоглощающей любви, готовой смести все преграды. Все герои любят страстно, до самопожертвования, до одержимости, судьба жестоко переплетает их жизни, и в этом клубке отношений рождается то самое неземное чувство, о котором мечтают все, но испытать его удается единицам.

Новая история очень нуждается в вашей любви и поддержке. Ставьте звездочки, добавляйте книгу в библиотеки, чтобы не пропустить продолжение, комментируйте. Даже простое «спасибо» поможет мне понять, нужна ли книга вам, читателям, заинтересовала ли она вас.

Глава 2. Арина

– Так, так, построились парами, – командую я своим первоклашкам. – Маша, возьми за руку Сережу.

– Не буду.

– Почему?

– У него пальцы грязные.

– Сережа, вытри руки, – вытаскиваю из пачки салфетку и переключаюсь на другого: – Егор, ты почему еще портфель не собрал? Мила помоги ему сложить тетради.

Мой класс парами выходит в коридор, но стройные ряды тут же распадаются: дети не могут долго стоять на месте, отвлекаются на любую мелочь.

Маленькие, неорганизованные, потерянные…

Совсем недавно ходили в детский садик, а теперь вынуждены носить тяжелые портфели, заново заводить друзей, сидеть на скучных уроках, вместо того чтобы весело играть. И хотя прошедший год многих заставил повзрослеть, все равно детство не выветрилось еще из юных головенок.

– Арина Романовна, а Степанов плачет, – дергает меня за руку миленькая девочка в светлых кудряшках.

– Ох, горе луковое, веди к нему.

– Он там.

Гоша Степанов – самый маленький ученик класса и по росту, и по возрасту. Он сидит за последней партой, уронив голову на скрещенные руки, и всхлипывает. Я присаживаюсь рядом, глажу его по волосам. Гоша смотрит на меня, и столько горя в ясных серых глазах, что понимаю: случилось что-то очень серьезное.

– Ну, рассказывай, почему слезы льешь?

– Ма-ма-ма…

– Мама за тобой не придет?

Он отрицательно качает головой.

– Ма-ма…

– Машинка потерялась? – догадываюсь я.

Это несложно, за первый класс я уже выучила потребности и проблемы малышей. Гошка судорожно всхлипывает.

– Это Сашка Игнатьев машинку забрал, – подсказывает Настя. – Он по подоконнику в коридоре ее катает.

Вот так весь первый год. Несмотря на строгий запрет, некоторые малыши приносят в школу игрушки, не могут еще расстаться с младенчеством. Беру Гошу за руку.

– Пойдем разбираться.

Но кто-то из детей, заглядывавших в класс, уже предупредил проказника. Машинку мы нашли на диване. Она стояла там в гордом одиночестве, никому не нужная. Гошка вытер рукавом лицо, дети наконец-то построились парами, и мы двинулись на улицу.

Сегодня у нас совместный выход за территорию школы – родители организовали экскурсию на шоколадную фабрику. Ребятишки ждали ее всю неделю с нетерпением. Я иду впереди с красным флажком в руке, сзади нас сопровождает мама Насти, она председатель родительского комитета.

Мой отряд цыплят – на детях надеты одинаковые желтые бейсболки – дружно минует школьный двор, выходит за ограждение. Шоколадная фабрика раскинула корпуса на противоположной стороне улицы, нужно всего лишь перейти дорогу, свернуть в квартал – и мы на месте.

Мы остановились у светофора и на зеленый свет гуськом тронулись вперед. Ничто не предвещало беды. Грамотные водители у школы всегда притормаживают, а «лежачие полицейские» не позволяют гонщикам газовать на скорости.

Первые пары уже вышли на противоположный тротуар, как загорелся желтый свет.

– Ребята, поторопитесь, – прошу я.

Вдруг Игнатьев толкает Гошку, с которым идет рядом, и вырывается вперед. Машинка, зажатая в кулаке мальчишки, от толчка падает вниз, на дорогу, и катится под колеса.

– Нет! – кричит Гошка. – Моя машинка!

Он несется за игрушкой. В эту минуту зажигается красный свет.

– Гоша, стой!

Родительница хочет схватить его за курточку, но вхолостую щелкает пальцами.

И тут из-за автобуса показывается мотоцикл. Водитель в черном огибает «лежачего полицейского» и мчится прямо на ребенка, в последнюю секунду замечает его, резко поворачивает. Харлей заносит и катит юзом.

Меня словно что-то подбрасывает в воздух. Я срываюсь с места, в несколько прыжков преодолеваю расстояние до Гошки, выдергиваю его с опасного пути и замираю, потрясенная, наблюдая, как водитель пытается справиться с управлением.

Не справляется.

Мотоцикл делает поворот и падает в нескольких сантиметрах от нас с Гошкой, водитель скатывается с сиденья и снопом