Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его толкнули и что-то сказали. Убрав руку от лица, Поттер увидел, что видит достаточно хорошо. Людей выстраивали в два строя — женщин в один, мужчин в другой. На миг мелькнула шевелюра Гермионы, хотя Гарри не знал — не показалось ли ему. Но равнодушные люди в черном с молниями, похожими на его шрам, на одежде, не давали остановиться — они заставляли встать в строй, а если кто-то сразу не слушал — начинали жестоко бить его с равнодушными лицами.
Гарри ничего не понимал, но от него и не требовалось. Сначала женщин разделили на две неравные колонны, и он снова увидел Гермиону, ее направили в сторону ворот, как еще нескольких девушек и женщин, когда кудрявая девушка потеряно оглянулась, то немедленно получила удар чем-то похожим на ремень, буквально прыгнув при этом вперед. Гарри уже хотел рвануться, когда другие мужчины удержали его, молча покачав головой.
Наконец их колонна двинулась вперед. Какой-то мордатый мужчина осмотрел Гарри, потом поднял бровь и кивнул, направив юношу куда-то налево. Что делать дальше, Поттер не знал, но ему объяснили люди в полосатой одежде, в основном знаками — надо идти туда, куда ушла Гермиона. И Гарри пошел.
***
Что-то хлестко ударило визжащую Гермиону по спине, заставив замолчать и пробежать несколько шагов туда, куда уже стояла очередь, Гарри она из виду потеряла, а что происходит — совершенно не понимала. Какая-то женщина схватила девушку за руку, что-то пытаясь объяснить ей, но мисс Грейнджер совершенно не разбирала обращенных к ней слов, хотелось плакать, убежать, и чтобы все это было сном, но двинувшиеся вперед мужчины в черном быстро собрали всей в колонну, подкрепляя свои слова ударами.
Гермиону никогда прежде не били… так. В детстве за оценку… Но по сравнению с тем, что было сейчас — это была скорее ласка. Сейчас же странные люди в черном, на лацканах которых были какие-то знаки, били стоявших с каким-то очень равнодушным выражением лица. И от этого становилось так жутко, как будто… Гермиона даже сравнения не могла подобрать.
Колонна двинулась вперед, разделяясь на две. Гермиона двигалась вместе со всеми, пребывая в каком-то странном ступоре. Наконец, она поравнялась с брезгливо смотревшем на нее мужчиной, в таком же черном костюме, в лацкане которого обнаружились символы, похожие на шрам Гарри. Мисс Грейнджер была девушкой начитанной, вот только об эсэсовцах и давно закончившейся войне только слышала, потому и не узнала.
Ее больно схватили за грудь, заставив взвизгнуть, а затем как-то очень равнодушно ощупали. Мужчина в черном кивнул, сказав что-то о Канаде.
— Wir sollten sie dem Arzt zeigen, sie sieht nicht jüdisch aus,Нежно показать ее доктору, она не выглядит еврейкой (нем) — спокойно произнес этот человек, показав девушке, куда следует идти.
Растерянно оглянувшись, Гермиона медленно пошла, добившись лишь окрика и еще удара, отчего буквально прыгнула вперед. Ее и еще нескольких женщин завели в какое-то здание, в котором обнаружились длинные столы. Громкие крики заставили девушку оглядываться, но она не понимала ни слова, пока не увидела, что другие принялись раздеваться. «Что они делают? Зачем?» — удивилась Гермиона, но в следующий момент ее опять начали бить, отчего девушка упала, сворачиваясь в позу эмбриона.
— Ausziehen! — закричал мужской голос. Гермиона поняла, что ей приказывают раздеться.
Слезы потекли будто сами по себе, Гермиона принялась расстегивать дрожащими руками блузку. Оказалось, что раздеться надо полностью, иначе будет опять больно, поэтому девушка подчинилась, через некоторое время оставшись такой же обнаженной, как и другие женщины. Воображение рисовало картины одна страшней другой, ведь, что можно с ней сделать, мисс Грейнджер отлично представляла. Но реальность оказалась непонятнее и страшнее.
Им обрили голову, интимные места, делая это очень грубо и болезненно, отчего все женщины плакали, а их за это награждали ударами по лицу. Затем к левой руке прижали что-то черное, больно укусившее эту руку. После непонятной черной штуковины на коже остались цифры в ореоле покрасневшей кожи.
Затем всех прямо так, голыми по улице погнали в другое место, где были душевые. Это потом Гермиона узнала, как ей повезло, попасть именно в душ, а не в «красный дом». Но сейчас мисс Грейнджер была в совершенной панике, поэтому не сопротивлялась. Одна девушка попыталась сопротивляться, прикрываясь и ее начали бить, успокоившись только когда пошла кровь, а крик затих. Это стало хорошим примером для Гермионы — что с ней будет, если она попытается… Пытавшаяся вызвать у себя магию, мисс Грейнджер не преуспела, зато оказалась в душевой, где с потолка полился кипяток, ошпарив ее, а потом сразу, без перехода — ледяная вода, заставив завизжать и выскочить наружу.
Получив на руки какое-то потрепанное платье и что-то похожее на колпак, Гермиона узнала, что ей положены деревянные сандалии.
— Что это? — воскликнула она. Сделала она это по-французски и тут ей повезло — одна из женщин немного изъяснялась на этом языке.
— Это Освенцим, — ответили Гермионе, и вот тут она просто застыла на месте.
Несмотря на то, что о «той войне» мисс Грейнджер знала прискорбно мало, слово «Освенцим» было ей знакомо. Поэтому следующий вопрос — о том, какое сегодня число, застрял в горле. Гермиона едва прохрипела его, чуть не упав в обморок от ответа. До ее рождения оставалось больше тридцати лет, и она обречена. Потому что в этом лагере убивали — это непонятно, как оказавшаяся в лагере смерти Грейнджер очень хорошо поняла.
То, как их гнали в барак, угрожая спустить на девушек бьющихся на поводке собак, Гермиона уже не запомнила, придя в себя лишь на деревянных нарах. С ужасом оглядываясь, мисс Грейнджер понимала, что сошла с ума или спит, потому что Освенцим не мог быть правдой! Невозможный лагерь совершенно не мог быть тем, что ее окружало. Хотелось плакать, но севшая рядом женщина тихо объясняла шестнадцатилетней Гермионе…
— Плакать нельзя, будут бить, — говорила женщина. — Когда рядом кто-то из эсэс, надо предъявлять номер и выучить его звучание, теперь это твое имя.
— Но я же Грейнджер! — попыталась возразить девушка, еще полностью не понявшая, куда попала.
— Ты теперь вот этот шестизначный номер, — ответила ей собеседница. — У тебя нет больше имени, да и жить осталось