– это просто свинство. Я считаю, что это

невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости.

Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе

внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной

музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего

не успела, а только начинаешь жить!

* * *

– Жизнь – это затяжной прыжок из п…зды в могилу.

* * *

– Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.

* * *

Раневская вспоминала:

– Ахматова мне говорила: «Вы великая актриса». И тут же

добавляла: «Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего

не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а

великая жопа».

* * *

– Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

* * *

«Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать

деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П.Л. (Павлой Леонтьевной Вульф). Перерыла все

бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего

на денежные знаки…»

48-й год, 30 мая.

(Из записной книжки народной артистки)

* * *

– Когда я умру, похороните меня и на памятнике

напишите: «Умерла от отвращения».

* * *

Раневская на вопрос, как она себя сегодня чувствует, ответила:

– Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в

паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только

ахнула…

* * *

– Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда

должно быть восемнадцать, а паспорт лишь напоминает, что ты можешь жить как восемнадцатилетняя.

* * *

«Для меня всегда было загадкой – как великие актеры

могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам

не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя

мысль неглубокая?»

(Раневская, из записной книжки)

* * *

– У меня хватило ума прожить жизнь глупо.

* * *

– Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на

скачках, в шашки. На сцене жить нужно.

* * *

– Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу

так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы.

Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они

удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.

* * *

Встречаются Раневская и Марлен Дитрих.

– Скажите, – спрашивает Раневская, – вот почему вы все

такие худенькие да стройненькие, а мы – большие и

толстые?

– Просто диета у нас особенная: утром – кекс, вечером –

секс.

– Ну, а если не помогает?

– Тогда мучное исключить.

* * *

Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит

подумать, что тебе важнее: все или семья.

* * *

Как-то, когда Раневская еще жила в одной квартире

с Вульфами, а маленький Алеша ночью капризничал и не

засыпал, Павла Леонтьевна предложила:

– Может, я ему что-нибудь спою?

– Ну зачем же так сразу, – возразила Раневская. – Давай

еще попробуем по-хорошему.

* * *

– Вот женишься, Алешенька, тогда поймешь, что такое

счастье.

– Да?

– Да. Но поздно будет.

* * *

Эрзац-внук спрашивает у Фуфы:

– Что это ты все время пьешь что-то из бутылочки, а потом

пищишь «пи-пи-пи»?

– Лекарство это, – отвечает Раневская. – Читать умеешь?

Тогда читай: «Принимай после пищи».

* * *

Фаина Георгиевна не раз повторяла, что не была счастлива

в любви: «Моя внешность испортила мне личную жизнь».

* * *

Олег Даль рассказывал:

– Снимается сцена на натуре. В чистом поле. У Раневской

неважно с желудком. Она уединяется в зеленый домик где-то на горизонте. Нет и нет ее, нет и нет. Несколько раз

посылают помрежа: не случилось ли что? Раневская

откликается, успокаивает, говорит, что жива, и опять ее все

нет и нет. Наконец она появляется и величественно

говорит: «Господи! Кто бы мог подумать, что в человеке

столько говна!»

* * *

– А вы знаете, я цветы не люблю. Деревья – мыслители, а

цветы – кокотки.

* * *

Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.

– У меня украли жемчужное ожерелье!

– Как оно выглядело?

– Как настоящее…

* * *

Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему

рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои».

– Прелесть! – передавала услышанное Раневская. После

глубокого вздоха последовало продолжение: – Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.

* * *

После вечернего чтения Эрзац-внук спросил Раневскую:

– А как Красная Шапочка узнала, что на кровати лежит не

бабушка, а серый волк?

– Да очень просто: внучка посчитала ноги – волк имеет аж

четыре ноги, а бабушка только две. Вот видишь, Лешенька, как важно знать арифметику!

* * *

– Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей

верности – брюнетки или блондинки?

Не задумываясь, Раневская ответила:

– Седые!

* * *

– Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я

воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.

* * *

– Я провинциальная актриса. Где я только ни служила!

Только в городе Вездесранске не служила!..

* * *

В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на

«Мосфильме», совет, который оказал значительное

влияние на ее жизнь. «Фаина, – сказал Эйзенштейн, – ты

погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и

актриса из тебя не получится!»

Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль

в «Иване Грозном», она пришла в негодование и на чей-то

вопрос о съемках этого фильма крикнула: «Лучше я буду

продавать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна!»

Автору «Броненосца» незамедлительно донесли, и он отбил

из Алма-Аты восторженную телеграмму: «Как идет

продажа?»

* * *

– Как жизнь, Фаина Георгиевна?

– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда

это был марципанчик.

* * *

Подводя итоги, Раневская говорила:

– Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни

недопоказанной. Я недо…

* * *

– Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем

баттерфляй.

* * *

– Успех – единственный непростительный