class="p">Раневская, – но написать о себе воспоминания она мне не

поручала.

А потом добавила:

– Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после

смерти – воспоминания друзей.

* * *

Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно

была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема –

любовь, но есть четыре условия:

1) в рассказе должна быть упомянута королева; 2) упомянут Бог;

3) чтобы было немного секса;

4) присутствовала тайна.

Первую премию получил рассказ размером в одну фразу:

«О, Боже, – воскликнула королева. – Я, кажется, беременна

и неизвестно от кого!»

* * *

Раневская с подругой оказались в деревне.

– Смотри, какая красивая лошадь!

– Это не лошадь, а свинья!

– Да? А почему у нее рога?

* * *

Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано

Ильичу Мурадели:

– А ведь вы, Вано, не композитор!

Мурадели обиделся:

– Это почему же я не композитор?

– Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо «ми» у вас

«му», вместо «ре» – «ра», вместо «до» – «де», а вместо

«ля» – «ли».

Вы же, Вано, в ноты не попадаете.

* * *

Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно

голодной. Хозяйка любезно сказала ей:

– Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.

– С удовольствием, – ответила Раневская, – хоть сейчас!

* * *

– Вы слышали, как не повезло писателю N? – спросили

у Раневской.

– Нет, а что с ним случилось?

– Он упал и сломал правую ногу.

– Действительно не повезло. Чем же он теперь будет

писать? – посочувствовала Фаина Георгиевна.

* * *

Журналист спрашивает у Раневской:

– Как вы считаете, в чем разница между умным человеком

и дураком?

– Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта

разница, но никогда об этом не спрашивает.

* * *

– Кем была ваша мать до замужества? – спросил

у Раневской настырный интервьюер.

– У меня не было матери до ее замужества, – пресекла

Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.

* * *

Ольга Аросева рассказывала, что, уже будучи в преклонном

возрасте, Фаина Георгиевна шла по улице, поскользнулась

и упала. Лежит на тротуаре и кричит своим

неподражаемым голосом:

– Люди! Поднимите меня! Ведь народные артисты на улице

не валяются!

* * *

Однажды Раневская сказала, разбирая ворох писем от

поклонников: «Разве они любят меня?» Зрители,

аплодировавшие великой артистке, кричали «Браво!»

высокой тетке с зычным голосом. Конечно, Фаина

Георгиевна и не рассчитывала всерьез на любовь к себе. Но

любовь тысяч и тысяч незнакомых, далеких, чужих –

последняя соломинка одинокого человека.

* * *

– Берите пример с меня, – сказала как-то Раневской одна

солистка Большого театра. – Я недавно застраховала свой

голос на очень крупную сумму.

– Ну, и что же вы купили на эти деньги?

* * *

Отзывчивость не была сильной стороной натуры

Завадского. А долго притворяться он не хотел. Когда на

гастролях у Раневской случился однажды сердечный

приступ, Завадский лично повез ее в больницу. Ждал, пока

снимут спазм, сделают уколы. На обратном пути спросил:

«Что они сказали, Фаина?» – «Что-что – грудная жаба».

Завадский огорчился, воскликнул: «Какой ужас – грудная

жаба!» И через минуту, залюбовавшись пейзажем за окном

машины, стал напевать: «Грудная жаба, грудная жаба».

* * *

Раневская сказала Зиновию Паперному:

– Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных

людей… Боже, какая я старая!

* * *

– Почему, Фаина Георгиевна, вы не ставите и свою подпись

под этой пьесой? Вы же ее почти заново за автора

переписали!

– А меня это устраивает. Я играю роль яиц: участвую, но не

вхожу.

* * *

В 1954 году советское правительство решило сделать

большой подарок немецкому народу, возвратив ему его же

собственные сокровища Дрезденской галереи, вывезенные

во время войны как дорогой трофей. Но правительство

решило сделать и еще один красивый жест – спустя почти

десять лет после Победы показать эти сокровища своему

народу. В Москве люди сутками стояли в очереди

в Пушкинский музей, чтобы посмотреть на картины

великих мастеров, среди которых была «Сикстинская

мадонна» Рафаэля.

Рассказывают, возле «Сикстинской мадонны» стоят две

шикарно одетых дамы, и одна обращается к другой:

– Не понимаю, что все так сходят с ума, и чего они в ней

находят?..

Случайно оказавшаяся рядом Фаина Георгиевна так на это

отреагировала:

– Милочка! Эта дама столько веков восхищала

человечество, что теперь она сама имеет право выбирать, на

кого производить впечатление.

* * *

– Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и

с сортиром. А в мои годы один может быть любовник –

домашний клозет.

* * *

– Ничего, кроме отчаяния от невозможности что-либо

изменить в моей судьбе.

* * *

Раневская передавала рассказ Надежды Обуховой. Та

получила письмо от ссыльного. Он писал: «Сейчас вбежал

урка и крикнул: “Интеллигент, бежи скорей с барака!

Надька жизни дает”». Это по радио передавали романсы в

исполнении Обуховой.

* * *

Раневская передавала рассказ Ахматовой.

– В Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и

просил ему помочь, жаловался на нужду, а между тем он

имеет отношение к Пушкину. Сотрудники Пушкинского

дома в экстазе кинулись к старику с вопросами, каким

образом он связан с Александром Сергеевичем. Старик

гордо объявил:

– Я являюсь праправнуком Булгарина.

* * *

Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по

Ташкенту вместе. «Мы бродили по рынку, по старому

городу, – вспоминала Раневская. – За мной бежали дети и

хором кричали: «Муля, не нервируй меня!» Это очень

надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же

я остро ненавидела роль, которая принесла мне

популярность. Я об этом сказала Ахматовой. «Не

огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Myля!» Я спросила:

«Что у вас “Myля”?» «Сжала руки под темной вуалью» – это

мои «Мули», – сказала Анна Андреевна».

* * *

В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок

кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится

на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то

не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то

женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки.