фельдфебелем на разостланный брезент и закрыл глаза. Попытался успокоиться, унять волнение, вызванное событиями в Петрограде, и не мог…

Четырнадцать лет шел он к этому радостному дню… Да, с той памятной маевки 1903 года в Виндавской роще, закончившейся арестом и избиением. А потом был суд, каторга и ссылка в места отдаленные и суровый жандармский приказ «проживать отнюдь не ближе Иркутска». И были долгие скитания по Сибири и Дальнему Востоку, завершившиеся на угрюмом острове Сахалине, в лесной управе Александровска. Оттуда летом 1916 года Фабрициус был отправлен в действующую армию. И вот пришла пора желанных перемен: в столице под руководством большевиков победили революционные рабочие и солдаты.

Раздумья прервал сигнал тревоги.

Через десять минут полк в полной боевой готовности выстроился у шоссейной дороги. Командир Вайнян вышел вперед и громко прочел приказ № 1.

Стрелки одобрили приказ дружным и громким «Ура!».

Правофланговый 1-й роты поднял красное знамя, оркестр заиграл марш, и полк двинулся по Псковскому шоссе на Венден. В ногу шли недолго. Густая цепкая грязь засасывала сапоги. И оркестр смолк…

К Яну Фабрициусу, шагавшему на правом фланге 4-й роты, подошел Лейманис и попросил:

— Слушай, Ян, перейди в голову колонны. У тебя шаг подходящий, да и фигура внушительная. Глядя на такого молодца, и остальные пойдут веселее.

— Все шутишь…

— А без шуток: пойдешь впереди и за командиром понаблюдаешь, товарищ Фабрициус, — тихо и строго пояснил Лейманис.

Фабрициус вышел из строя и, широко шагая, обогнал первый батальон. Заметил: стрелки узнают, улыбаются, здороваются. А ведь когда прибыл в начале сентября, и поговорить было не с кем. Ни одного знакомого. К тому же на душе было тревожно: не имел никаких сведений о родителях, оставшихся в оккупированной Курляндии. Живы ли они? И где братья и сестры?.. Фабрициус послал объявления в центральные газеты о розыске родных. Неожиданно откликнулась дальняя родственница Эмма Фабрициус, бежавшая из Курляндии в Харьков. Отыскалась отзывчивая и, судя по фотографии, красивая девушка…

Фабрициус поравнялся с командиром полка, глянул на его забрызганные грязью сапоги и шинель и невольно подумал о том, что подполковник Бриедис пешком не пошел бы. Поехал бы на лошадке.

— Кто-то едет, — сказал Вайнян, всматриваясь в дорогу.

Дальнозоркий Фабрициус уточнил:

— Похоже — начальство. На паре вороных. А за кучера ездовой с винтовкой.

Бричка приблизилась, и бородатый солдат резко осадил лошадей.

Штатского вида человек в мешковато сидящем военном френче встал, оперся левой рукой о плечо солдата, а правую простер к идущим и громко приказал:

— Стой! Стойте, изменники!

Команду привычно повторили. Она прошла по ротам, и полк остановился.

— С кем имею честь? — хмуро спросил Вайнян.

— Я секретарь исполнительного комитета Совета солдатских депутатов Белоусов, — громко, чтобы все слышали, ответил чиновник. — Я обвиняю вас в измене! Вы предали родину! Вы открыли немцам путь на Петроград. От имени всех демократических организаций армии я требую незамедлительного возвращения на боевые позиции!

Фабрициус подошел к бричке. Настороженно посмотрел на стрелков: как они реагируют на приказание секретаря меньшевистско-эсеровского Искосола. Увидел угрюмые, усталые лица. И, с трудом сдерживая раздражение, сказал:

— Вы явно не в курсе дела. Да будет вам известно, что по распоряжению штаба бригады мы произвели смену частей на переднем крае. На наших позициях сейчас стоят сибиряки. И они ни одной пяди земли не отдадут врагу. Земля-то теперь наша…

— От имени Искосола приказываю вам вернуться. В противном случае мы будем вынуждены… применить силу.

— Не запугаете. Приказам холуев Керенского не подчиняемся. Освободите дорогу! В противном случае мы опрокинем ваш тарантас в канаву.

Белоусов хотел еще что-то сказать, но перепуганный ездовой повернул лошадей, и, потеряв равновесие, секретарь Искосола тяжело плюхнулся на сиденье.

Стрелки захохотали, засвистели.

Покачиваясь и расплескивая лужи, бричка скрылась за поворотом.

По команде Вайняна полк снова двинулся на Венден. Шли без остановок и к утру добрались до города. В 10 часов утра, под звуки «Интернационала», полк вступил на площадь у лютеранской церкви.

Древний уездный город преобразился: над пожарной каланчой, училищем и водокачкой весело заколыхались красные флаги. И все жители вышли на улицу — встречать своих. Устьдвинцы заняли станцию и телеграф. В полдень в город вступил 3-й Курземский полк. И стал Венден первым городом Латвии, в котором восторжествовала Советская власть. Фабрициус верил, что отсюда начнется победоносное шествие революции по всем городам и хуторам Латгалии (восточная часть Латвии, не захваченная германскими войсками). И придет она, непременно придет и в его родные места — в Вентспилсский уезд…

Вечером Лейманиса и Фабрициуса вызвали на расширенное совещание Исколастрела (Исполком объединенного Совета латышских стрелковых полков). Председательствующий — комиссар латышских стрелков, председатель Военно-революционного комитета 12-й армии большевик Семен Михайлович Нахимсон сообщил о том, что штаб 12-й армии в Валке собирается отправить в поход на красный Петроград три кавалерийские дивизии, дивизион бронемашин и отборные ударные батальоны. Подготовкой руководит командир 12-й армии генерал Юзефович — верный союзник Керенского. Необходимо как можно скорее ликвидировать контрреволюционный центр в Валке, спасти красный Петроград.

— У кого будут конкретные предложения по этому вопросу? — спросил Нахимсон.

Представитель 3-го Курземского полка Карл Поэма предложил:

— Пошлите в Валк[1] наш полк. Мы там сразу наведем порядок.

Нахимсон покачал головой:

— Первый и третий полки нужны здесь. Седьмой полк мы направляем в Вольмар.

Член ревкома большевик Александр Васильев посоветовал двинуть в Валк 436-й Новоладожский полк.

— На ваш полк вполне можно положиться, — поддержал его Нахимсон. — Однако в случае столкновения с контрреволюционными частями силы окажутся неравными. Нужен хотя бы еще один боеспособный полк.

Наступила пауза, затяжная и томительная.

— Есть такой полк! — вдруг радостно воскликнул Ян Фабрициус. — Это шестой Тукумский. Он стоит в резерве.

— Не подойдет! Там офицеры ненадежные, — возразил председатель ревкома Юрий Чаринь.

— Но решающее слово принадлежит стрелкам. Они арестуют офицеров, которые не подчинятся приказу ревкома. Кто не с нами — тот против нас!

Нахимсон посмотрел на часы, подытожил:

— Медлить нельзя. Надо согласиться с мнением товарища Фабрициуса. У нас нет выбора. Мы не можем снять ни одного солдата с боевых позиций. Полагаю, что переход тукумцев из Лимбажи в Валк благотворно скажется на состоянии полка, поможет очистить его от затаившихся враждебных элементов.

— Ну что ж, пошлем шестой Тукумский, — согласился Чаринь.

2

События развивались именно так, как предполагал Ян Фабрициус. Стрелки 6-го Тукумского латышского полка арестовали офицеров, отказавшихся выполнить приказ ревкома. Той же ночью тукумцы и новоладожцы отправились в поход и на рассвете с трех сторон вступили в Валк. Без потерь удалось арестовать штаб 12-й армии и обезоружить воинские части, подготовленные