– Я должен тебе кое-что сказать, Лили.

– Слушаю. Что?

– Вот что. Я хороший сыщик и достаточно опытный. Но пошел уже шестой день с тех пор, как Харвею предъявили обвинение в убийстве, а я так и не сдвинулся с мертвой точки. И у меня нет ни одной улики, ни одной зацепки. Пусть я на самом деле стою лишь половину того, что о себе думаю, но мое положение крайне осложняется тем, что я чужак. Для местных парней я – тот же городской хлыщ. Или пижон. Со мной можно поохотиться, порыбачить, сыграть партию в пинокль, но когда случилось убийство, все вспомнили, что я чужак. Я здесь не в первый раз и тысячу лет знаю Мела Фокса, но даже он замкнулся и стал неразговорчив. И все остальные тоже. И лишь потому, что я хлыщ. В Хелене наверняка есть частные сыщики. Может, отыщется хоть один приличный? Но местный. Доусон должен знать.

Лили отставили чашечку в сторону.

– Ты хочешь, чтобы я наняла местного сыщика в помощь тебе?

– Не мне. Если он чего-то стоит, то сам возьмется за дело.

– Вот как? – Ее голубые глаза взметнулись и уставились на меня. – Ты умываешь руки?

– Нет. Я только что отправил мистеру Вульфу письмо, в котором известил его, что рассчитываю вернуться к началу чемпионата по бейсболу. Сама видишь, я не сижу сложа руки, но мне очень трудно из-за того, что я чужак. Я хочу, чтобы ты спросила Доусона.

– Эскамильо. – Ее глаза весело засветились. – Ну что ты? Ты же второй сыщик в мире после Ниро Вульфа.

– Да, но в моем мире. Здесь все иначе. Взять хотя бы Доусона. Ты уплатила ему в задаток десять тысяч, а как он ко мне отнесся? Ты заметила?

Она кивнула.

– Это мягкая форма ксенофобии. Ты пижон, а я пижонка.

– Ты – владелица ранчо, а это совсем другое дело.

– Жаль, конечно, что Харвея не выпустят под залог, но Мел пока управляется. – Лили взяла в руки чашечку, повертела ее и потом отставила. – Сколько у нас времени?

– До суда месяца два-три, по словам Джессапа.

– И два месяца до твоего чемпионата. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Арчи, но я попробую рассуждать совершенно объективно. Тебе не только любой из местных сыщиков и в подметки не годится, но ты к тому же прекрасно знаешь, что Харвей никогда бы не выстрелил в спину. Ни один местный этого знать не может. Включая Доусона. Я права?

– Ты всегда иногда права.

– Тогда могу я попросить еще кофе? Только погорячее.

Поскольку мой стакан молока опустел, я заказал кофе и себе. Когда мы покончили с кофе, я расплатился и мы двинулись к выходу, лавируя в лабиринте столиков. Примерно двадцать пар глаз следили за нами и еще столько же притворялись, что не обращают на нас внимания. Убийство Филипа Броделла произвело изрядный шум в округе Монро. Хотя отношение тамошних жителей к заезжей городской публике оставляло желать лучшего, они тем не менее прекрасно понимали, что туристы приносят немалый доход казне штата Монтана, так что отстреливать их во время сбора черники – не самое патриотическое занятие. Поэтому во взглядах, устремленных вслед мне и Лили, особой любви не было – ведь это управляющий ее ранчо нажал на спусковой крючок. Так, во всяком случае, здесь считали.

Перед тем как усесться за руль ждавшего нас на стоянке фургончика Лили, я забросил пакет с покупками назад. Лили села на переднее сиденье, стараясь не прикасаться к его спинке, которая, казалось, вот-вот расплавится под безжалостными лучами августовского солнца. С моей стороны не слишком припекало. Я дал задний ход и выехал со стоянки. Одно из главных различий между мной и Лили состоит в том, что я оставляю машину на стоянке так, чтобы не надо было разворачиваться, а она – наоборот.

Проехав пару кварталов, я завернул к бензозаправочной станции «Престо». Бензобак был наполовину полон, да и бензин в предместье обходился дешевле на девять центов за галлон, но я хотел, чтобы Лили познакомилась с неким Гилбертом Хейтом.

Хейт оказался на месте – долговязый худой парень с жирафьей шеей, составлявшей солидную часть его шестифутового роста. Он возился с другой машиной, протирая ветровое стекло, так что Лили пришлось разглядывать его вполоборота, пока нас заправляли. Потом та машина отчалила, и Хейт, заметив меня, после минутного колебания подошел и сказал:

– Доброе утро.

На самом деле он произнес «добрутро», но я не собираюсь отнимать у вас время, заостряя внимание на особенностях местного диалекта.

Из вежливости я согласился с ним по поводу добрутра, хотя стрелки часов приближались к часу пополудни. Потом он добавил:

– Папаня сказал, чтобы я не разговаривал с вами.

Я кивнул.

– Да, это в его стиле.

Его папаня был сам Морли Хейт, шериф округа.

– Он и мне посоветовал не слишком распускать язык, – сказал я, – но мне трудно сразу избавиться от застарелой вредной привычки, тем более что для меня это – единственное средство для заработка.

– Известно, фараоны.

Да, радио и телевидение явно расширили словарный диапазон граждан.

– Только не я, – отрезал я. – Папаня твой – фараон, а я – частный сыщик. Если я спрошу, где ты был в прошлый четверг, ты можешь сказать, что нечего мне совать нос не в свое дело. А вот когда твой отец задал мне этот вопрос, я был вынужден ответить.

– Да, слышал. – Он перевел взгляд на Лили, потом снова посмотрел на меня. – Вы расспрашивали про меня. Я могу сам ответить на то, что вас интересует.

– Буду весьма признателен.

– Не убивал я этого фанфарона.

– Отлично. Именно это меня и интересовало. Теперь список подозреваемых существенно сузится.

– Для меня даже подозрения ваши оскорбительны. Вот посмотрите. – Хейт разошелся и даже не обращал внимания на коллегу, который закончил заливать нам бензин и теперь внимательно прислушивался. – Первая пуля, выпущенная сзади, угодила ему в плечо и развернула. Вторая попала уже спереди в горло и перебила позвоночник. Для меня это просто оскорбление. Я укладываю оленя с одного выстрела. Спросите у кого угодно. С тридцати ярдов я запросто снесу голову змее. Пусть отец и велел, чтобы я не разговаривал с вами, но мне кажется, что это вы должны знать.

Он повернулся и зашагал к машине, которая подкатила к соседней бензоколонке.

– Ну, как? – спросил я Лили, когда мы отъехали, направляясь на северо-восток.

– Я пасую, – ответила она. – Я и впрямь хотела на него посмотреть, хотя ты однажды уже говорил, что только глупец может надеяться на то, чтобы разглядеть в незнакомом человеке убийцу. Я не хочу показаться дурой и потому пасую. Но что он там наговорил насчет оскорбления?

– Он просто пытался объяснить мне, что умеет стрелять. – Я взял вправо на развилке. – Я уже слышал об этом от троих. А всякому известно, что ни в плечо ни в шею целить не стоит, когда хочешь уложить человека наповал. Но он мог и схитрить. Рассчитать, что всем известно, какой он стрелок, и специально сбить прицел. У него было предостаточно времени, чтобы продумать это.