– Ты очень хорошая, и Наташа бы тебя полюбила! – смахиваю длинную чёлку, чтобы открыть девочке правый глаз.

Да что за родители такие, даже подстричь ребёнка не могут!

– Пойдём, я тебе ранки обработаю, а потом будем жарить сосисочных крабиков.

– Ура!

Счастье по крупинке заполняет мою грудь, пока общаюсь с девочкой, забываю не только о себе, но и о том, откуда у меня в доме появилось это голубоглазое чудо.

В дверь барабанят, орут:

– Откройте!

– Сиди здесь тихо, – приказываю Алёнке, запахиваю короткий шёлковый халат, крадусь к двери на цыпочках.

Стоило открыть дверь, менты скручивают мне руки, надевают на меня наручники.

– Пустите! – делаю последнюю попытку освободиться, но не выходит.

В квартиру вихрем влетает четвёртый мужчина, высокий, сбитый, светлые русые волосы зачесаны назад, собраны в небольшой пучок, лицо перекошено. Одет по гражданке. Он проносится по комнатам, с истошными криками «Алёна», заканчивает маршрут на кухне.

– Доченька! Алёнушка! Как же ты меня напугала.

Через минуту мужчина выносит девчушку на руках в холл. Бросая на меня гневный взгляд, цедит:

– За похищение моей дочери закрою на десятку!

– Что здесь происходит? – шепчу я, глотая слёзы. – Я всё объясню. Я нашла девочку в кустах.

– Есть свидетели, утверждающие, что Вы похитили ребёнка, – сообщает один из полицейских, делая мне одолжение.

– Какие свидетели? – мотаю головой. – Я её нашла, просто не успела вызвать полицию.

– Ваш паспорт! – требует полицейский.

Спорить бесполезно, срочно нужен адвокат! На которого у меня нет денег. Обречённо киваю на сумочку. Мент достаёт оттуда документ.

– Чайкина Злата Дмитриевна, – зачитывает он, вцепляется грозным взглядом мне в лицо. – Вы арестованы по подозрению в похищении Алёны Демидовны Удальцовой.

– В тюрьме тебе и место, – цедит мужчина с такими же голубыми небесными глазами как у дочери. Только глаза у него не тёплые как у неё, а ледяные, как у Снежного Короля.

– В тюрьму, – подтверждает Алёна и хмурит светлые бровки как её отец.

– Алёнушка, девочка, скажи им, пожалуйста, что я нашла тебя в кустах, – умоляю ребёнка.

– В тюрьму, – твердит зазубрено малышка, – к обезьянам в цирк.

Вот что она имела в виду! Слова отца – мента повторяла. Видимо, он говорил «обезьянник», и называл его цинично цирком.

Это какой-то сюр! Нужно ущипнуть себя, тогда я проснусь. Щипаю, не помогает. Прошло два года с момента трагедии, а я до сих пор не могу прийти в себя, так и не просыпаюсь, так и не живу…

Демид Удальцов

– Ладно, две тысячи за ночь!

– У меня другие планы, – тянет молодая, набивая себе цену.

– Галя, – уговариваю соседскую девчонку, – меня срочно вызвали на службу, посиди с Алёной!

Знаю точно, что семнадцатилетней соседке эти деньги кажутся такими же баснословными, как и мне!

Вынужден платить двойной тариф, так как дневная няня Татьяна Ивановна отказывается работать по ночам. А нанимать вторую полноценную няню накладно. По возможности не беру ночные дежурства, и начальство избегает ставить меня в ночные смены, все знают, что Удальцов – отец – одиночка, мать – на половину ставки для пятилетней дочки-непоседы.

Мои родители живы и здоровы, живут в другой стране, и к огромному моему огорчению, не собираются переезжать в Россию.

– Сынок, привези внучку, мы её сами вырастим.

– Сейчас, бегу, спотыкаюсь, визу оформляю! Я без дочки дня не могу прожить. А о моём переезде в чужую страну даже речи не может быть!

Москва устраивает. И работа тоже. Преступников стало меньше, они все переместились в интернет! Баба с возу, кобыле легче!

Целую спящую дочурку в щёчку, накрываю одеялом, укладываю рядом с ней потрёпанного слона, которого ей купила её непутёвая мать, укатившая с хоккеистом НХЛ.

Выхожу из комнаты, аккуратно прикрываю за собой дверь, боюсь разбудить Алёнку. Если бы она знала, что я иногда по ночам отлучаюсь из дома по делам службы, то перестала бы спать от страха. А так дочурка уверена, что папа, как верный пёс, всегда рядом на страже её спокойного сна.

Галя закрывает за мной дверь, и я с тяжёлым сердцем отправляюсь в дежурку. Боюсь, меня ждёт тяжёлый вечер…

К моему удивлению, пойманный быстро колется, и в два часа ночи я уже свободен. К трём возвращаюсь домой.

Галя спит глубоким сном растущего организма, свернувшись в клубок на диване. Иду к дочке в спальню, поцеловать, уже соскучился, и … нахожу пустую кровать.

Наверное, пьёт на кухне водичку или в туалет отправилась?

Огромными шагами преодолеваю квартиру, оставленную мне родителями, влетаю в кухню. Пусто.

Твою ж мать!

Сердце бешено отбивает ритм. Несусь в туалет – дочки нет.

– Га-ля! – ору на всю квартиру, остервенело шагаю к девушке. Грубо хватаю её, поднимаю на ноги.

– А-а! Что? – пучит чёрные заспанные глазищи.

– Где моя дочь? – мечу в соседку яростные взгляды.

– Спит!

– Ты берега не попутала? Её нет в квартире.

– Не может быть! – трёт глаза, бегает по комнатам, возвращается.

Бессильно падаю на стул, склоняю голову к коленям, зажимаю виски руками:

– Что теперь будет? Неужели Серый осуществил угрозу? Отомстил! Всех убью, если с её головы упадёт хоть один волосок.

– Демид, – соседка тихонько стучит меня по спине, – вот водичка, выпей.

– Галя! – поднимаю глаза и сурово смотрю на девчонку. Неформалка, с чернильными, как смоль волосами, в черных джинсах и темной футболке с надписью «фак ю». – Если ты причастна к похищению моей дочери, тебе конец, – чиркаю рукой по шее.

– Клянусь мамой! Я не при чём, – мотает головой.

– Рассказывай, всё как было! – рычу.

Она опускает глаза в пол, нагло цедит:

– Ну… я спала, сквозь сон слышала шум… но не уверена.

– Пошла вон, и чтобы из дома ни шагу! Усекла? – не верю ни единому её слову. Коза малолетняя!

Осматриваю квартиру, замечаю в холле батарею из сандалий дочери, понимаю, что все на месте.

– Эти гады унесли её даже без сандаликов?!

Меня всего трясёт от злости. Замираю, закрываю глаза, пытаясь сконцентрироваться. Готов сейчас разорвать в клочья весь мир.

Вызываю наряд из ближайшего участка. Вчетвером осматриваем близлежащие дворы.