«движения АУЕ», для этого необходимы серьезные полевые исследования в разных регионах России; мы же рассмотрим это явление как медийное событие.

Изучение АУЕ (пишется также А. У. Е.) как социального явления сталкивается с серьезными проблемами.

1. Не вполне конкретизирован объект изучения. Решение Верховного Суда РФ от 17 августа 2020 года закрепило представление о том, что существует некая «хорошо структурированная и управляемая организация» «Арестантское уголовное единство», или, как мы ее здесь называем, «движение АУЕ». Однако в реальном словоупотреблении сочетание букв АУЕ захватывает широкий круг понятий; люди, рассуждающие об АУЕ, вкладывают в него достаточно разные смыслы, а иногда и вовсе не заботятся о корректности употребления слова, используя его как мем, предположительно, понятный окружающим.

— АУЕ рассматривается как сообщество людей, разделяющих уголовно-тюремные ценности. Употребляются выражения «движение АУЕ» и «субкультура АУЕ», предполагающие наличие категории людей, объединенных определенными признаками и склонных с самоорганизации. Многочисленность «сообществ АУЕ», степень их скоординированности, управляемости, иерархичности и вообще факт их существования требуют прояснения и уточнения, серьезных исследований по этой теме мне неизвестно.

— АУЕ может рассматриваться как идеология, основанная на следовании уголовно-тюремным ценностям и формам поведения.

— АУЕ — это еще и стилистика, основанная на эстетизации и романтизации уголовно-тюремной жизни. Этой стилистике могут следовать люди, никак не относящиеся к криминалу и не совершающие противоправных действий. Стилистика АУЕ может проявляться как в произведениях искусства (фильмах, музыке, видеоклипах, фотографии, вербальных жанрах и др.), так и в поведении (как офлайн, так и онлайн).

— Наконец, АУЕ — это прежде всего слово, представляющее собой аббревиатуру или восклицание, в которые может вкладываться определенный набор символических значений. Аббревиатура не имеет однозначной расшифровки; хотя по определению Верховного Суда и Генерального прокурора РФ, приведенному в начале книги, она расшифровывается как «Арестантское уголовное единство», но есть и другие варианты толкования; употребляется слово и как возглас, не предполагающий расшифровки; обо всех вариантах применения слова будет сказано отдельно в главе II. Но здесь важно отметить, что употребление аббревиатуры АУЕ в устном или письменном виде является идентифицирующим признаком для группы понятий — идеологии АУЕ, сообществ АУЕ, стилистики АУЕ.

2. Деятельность гипотетических «организаций АУЕ» относится к сфере криминального, и поэтому она закрыта для возможного изучения; насилие и преступная деятельность в специальных учебных заведениях, в подростково-молодежной среде, с одной стороны, закрыты для внешнего наблюдателя, с другой — окружены ореолом домыслов. Это же относится к «взрослому» тюремно-уголовному миру.

3. Вызывает затруднение многообразие социальной реальности, связанной с темой. Россия — огромная страна, в которой существуют населенные пункты с совершенно разной криминологической обстановкой. В таких условиях любое сколь угодно подробное полевое исследование может оказаться непредставительным: разобравшись в положении дел, например, в поселке Х или исправительном учреждении Y, мы совершенно не можем быть уверенными, что эта ситуация типична для региона, и тем более для страны в целом. Исправительные учреждения ФСИН также разнообразны — они различаются по строгости режима, по ориентированности на тот или иной «уклад» (существуют «черные» зоны, где сильны воровские традиции, и «красные», где администрация эти традиции задавила), по встроенности в жизнь региона и многим другим параметрам. Соответственно, люди, прошедшие эти учреждения, часто имеют совершенно несопоставимый опыт и многие вещи оценивают по-разному. Индивидуальность жизненных траекторий информантов и многообразие социальной реальности приводят к неопределенности.

Обычно при изучении социальных процессов значимой, а может быть, и обязательной частью исследования является работа в поле — непосредственное изучение происходящего через интервьюирование, включенное наблюдение, анализ текстов. Этнографическая полевая работа — основа социальной антропологии. Однако в рассматриваемом нами случае этнографические методы сбора информации недостаточно валидны, они позволяют собрать информацию о частных случаях криминализации молодежи, но оказываются недостаточными для ответа на вопрос: что в реальности может стоять за медийной информацией о «движении АУЕ»? В данном случае выявление общих тенденций важнее эмпирического исследования локальных случаев, которые многообразны, вариативны и не дают понимания общих тенденций.

Вызывают обеспокоенность и многие другие факторы, обеспечивающие корректность исследования: применимость данных, полученных при исследовании одних ситуаций криминализации молодежи для анализа других ситуаций (внешняя валидность), и уж тем более степень влияния исследовательских представлений об этнографической реальности на процесс сбора данных (внутренняя валидность).

Ввиду сказанного последуем принципу триангуляции — использования различных методов исследования и различных источников информации для оценки эмпирических материалов. Эффективность данного подхода основывается на том, что «предположение, подкрепленное несколькими измерениями (пусть даже каждое из них имеет свои ошибки и сдвиги), устраняет неопределенность интерпретации лучше, чем то, которое подкреплено лишь одним способом измерения»[8]. Для решения исследовательских задач я посчитал наиболее эффективным комплексное использование следующих методов.

1. Критический анализ документов, находящихся в открытом доступе; при учете виртуализации информационного пространства речь идет о контент-анализе Интернета. И работа официальных органов власти, и публикации печатных СМИ, и телевидение, и деятельность общественных организаций, и научная работа — все давно уже перешло в формат web.

Современное информационное пространство представляет для исследователя бесконечно широкое поле, поиск на котором насколько продуктивен, настолько и чреват ошибками. Здесь есть и достоверная информация, и безответственные суждения; и представительные этнографические материалы, и высказывания некомпетентных людей; и официальные документы, и фальсификации. В виртуальном пространстве содержится огромное количество информации самого разного качества и самой разной степени достоверности. Все, оказывающееся в Интернете, нуждается в верификации.

Для каждого интернет-источника нужно определить некоторый набор характеристик:

— политическое и идеологическое позиционирование интернет-ресурсов, размещающих информацию; в зависимости от официального статуса организаций и установок частных лиц, владеющих ресурсом, можно довольно уверенно предсказать их суждения по определенному набору вопросов; важны степень цензурирования и жесткость модерации, которые приняты на сайтах;

— установки на достоверность информации; на различных интернет-ресурсах эти установки различаются: например, есть сайты, размещающие аналитику, есть развлекательные порталы; аналитические сайты тоже неоднородны, они различаются по степени компетентности авторов;

— первичность информации, публикуемой на интернет-ресурсах; например, есть новостные СМИ, публикующие информацию «из первых рук», а есть — специализирующиеся на републикациях с комментариями;

— степень компетентности суждений, высказываемых журналистами, блогерами, политиками, чиновниками и просто пользователями Интернета; здесь важны личный опыт высказывающихся, их информированность, нейтральность их оценки; как уже говорилось, в информационном пространстве можно найти и очень компетентных людей, и не вызывающих доверия.

При подготовке книги рассматривались следующие типы интернет-ресурсов.

— Официальные сайты организаций — Генеральной прокуратуры РФ, Федеральной службы исполнения наказаний, Федеральной службы государственной статистики, Совета при Президенте