присутствовал дома. Это походило, в доме Шабалкиных, на бой гладиаторов, где победителем был всегда проворный Васька, побив все рекорды по битью стеклянной посуды, а алюминиевая была уже давно погнута в разные стороны.

Федот, как всегда быстро уставал, гоняясь за маленьким нахалом, и всем своим исхудавшим телом бухался на лавку, каждый раз хватаясь одной рукой за сердце, а другой - за спину. А кот, чувствуя, что тайфун над его головой пролетел, и, наконец, наступило затишье, выкатывался из-под печки, где находилась его неприступная крепость, и гордо выхаживал вокруг деда, чувствуя себя победителем.

- Подлец! Чо за подлец! - приговаривал старик. - И как только тебя паразит земля держит? Почему с бабкой не ушел пасти корову?

- Мур, мур, - победно поднимая хвост и при этом то и дело, с хитринкой, наблюдая за настроением хозяина, отвечал кот.

У Федота, в этот момент, на лице, почти всегда, появлялась слеза - то ли оттого, что ему не удавалось выспаться, то ли оттого, что кот не хотел подчиняться.

Васька же не долго думая, когда наступал благоприятный момент, прыгал к Федоту на колени и любезно вылизывал ему руки.

-Подлизываешься..., - всхлипнул старик. - А ведь того не знаешь, как болит у меня спина и сердце, между прочим.

Кот ничего не понимая, но чувствуя боль хозяина, усиленно лизал уже не руки, а слезы на его щеках. И когда наступало время перемирия, дед потихоньку успокоился и начинал гладить Ваську, ласково причитая:

-Какой ты у нас хороший... Ласковый, зараза! И чо бы мы с Марфой делали, ежели бы не было тебя... Но всежки ты не прав, иуда! Ведь помоложе будешь, а так меня тревожишь, словно репей под майкой... Да и та хороша, сама ушла, а тебя забыла... Даже вон водички тебе не плеснула... А ведь помощь твоя незаменима для нас сейчас, детки-то разъехались.

В этом была и доля правды, так как этот маленький гладиатор помогал старикам приводить корову Зорьку с пастбища, направляя ее к дому, бегая-то с одной стороны, то с другой, а иногда и забирался к ней на спину. И что самое удивительное - Зорька позволяла этому маленькому наезднику себя оседлать. То ли оттого, что чувствовала к нему материнскую заботу, ведь он вырос у нее на глазах, случайно забредший в сарай котенком и уже никогда не отходивший от нее не на шаг, то ли оттого, что характерами они были схожи.

Вся деревня была в восторге от такого кота-наездника, даже в цирке такого не увидишь.

Но никто не догадывался, что Васька не ездил на Зорьке, а он ее охранял, так как сверху видна любая опасность, которая угрожает его любимице. Ведь был же случай, когда на Зорьку напала соседская собака, так Васька, спрыгнув с коровы, умудрился запрыгнуть на врага, что тот от испуга забился в свою конуру и не выходил оттуда сутки. А кот-победитель свободно направил корову к своему дому. Но об этом никто не знал, да и зачем, ведь он ее теленочек, а значит имеет право заступиться за мать. Зорька же всегда ждала своего любимца и никогда не бросала его, а послушно стояла пока тот не выяснит свои отношения с очередной жертвой, и нередко, в благодарность, позволяла ему лизать свое вымя, которое так сладко пахло молоком.

-Ну чо...? Обед готовить будем?- теребя кота за холку разговаривал с ним Федот. -Али поначалу хлев уберем? Конечно, конечно... Только маненько перекусим и за уборку. Малыш ты мой...! Право малыш!

Глава 3.

Марфа вернулась к обеду с полным ведром молока. Увидев умопомрачительную картину в доме, она лишь развела руками.

Женщиной она была крупной, но невысокого роста. Всегда опрятно одетая, хотя одежонка была давно выношена, но Марфа поддерживала ее в чистоте и часто штопала.

Только она создавала домашний уют, ежедневно поддерживая чистоту и порядок, без которого не могли жить оба супруга и это не составляло для нее никакого труда.

Дом хоть был и ветхий, но вполне жилой. Он состоял из двух комнат - светлицы и кухни. В светлице, по-современному зал, был особенный порядок. Он соответствовал деревенскому стилю: самотканые половики, вышитые шторы и скатерти, причудливые рисунки лоскутных покрывал, набивные подзорники у железных кроватей. И все это было сделано одаренными руками хозяйки, в длинные зимние вечера. А самое главное, чем гордилась Марфа, был милый сердцу уголок, где нашли свое место очень много старинных икон, которые передавались из поколения в поколение. Все они были с любовью украшены разноцветными искусственными цветами, которые всегда обновлялись, когда наступал великий праздник Пасхи. Этот уголок не только украшал, но и вносил какое-то умиротворение и спокойствие в дом.

Уютный дом был создан не только для себя, но и для детей и внуков, правда, те не часто навещали стариков, но когда это случалось, то двери в светлицу были для них открыты, а накрахмаленные мягкие пастели давно ждали своих хозяев. Марфа и Федот заходили в эту комнату только утром и вечером, чтобы помолиться, а по религиозным праздникам зажигали старинную лампаду. А сами постоянно находились на кухне, там и спали: Федот на русской печке, а Марфа, на кровати, которая стояла за голландкой.

За чистотой дома смотрела хозяйка исправно, каждодневно поддерживая порядок, успевая вкусно готовить и искусно делать запасы на зиму. И равных ей в стряпне не было на деревне.

Она никогда не жаловалась на свою жизнь, возможно, из-за того, что было некому. Федот ее всегда был на руководящей работе и здоровьем никогда не отличался. Но командовать, что в доме, что на работе, умел четко, только вот Марфа его не всегда слушала.

Но что самое удивительное, несмотря на всю тяжесть быта, эти два человека до сих пор любили друг друга и сумели вырастить на своих положительных примерах и дать образование своим четырем детям.

Увидев беспорядок в доме, она поставила подойник на стол, а сама стала медленно убираться.

- Дед, ты чо сегодня зарядкой занимался? Али с котом в догонялки играл? - снимая платок с раскрасневшего от жары лица, на ходу причесывая волосы гребешком, спросила иронично Марфа.

Федот обидчиво молчал.

- Зарядкой! Все бы тебе зубы скалить. Почему оставила кота?

- Так он спал.

- Спал...! Все у ней спят...! Только вот чуть меня на тот свет опять хвостатый не отправил... Энто он все перебил... Перестал совсем слушаться, шельмец!

- А почему не