– Ну…

– Даже если на странице пять-шесть строк, а остальноекартинка. Мария Никитична, это неплохо, я ведь знаю, как нынче платятпереводчикам.

– Это смотря каким! – гордо заявила я. – Исмотря в каком издательстве.

Он промолчал, но я так и увидела его насмешливую улыбку.Меня сразу бросило в жар.

– Что ж, в принципе я согласна, а какие у вас сроки?

– Сроки? Сроки, уважаемая Мария Никитична, сжатые.

– Насколько сжатые? – уточнила я.

– Месяц!

– А сколько страниц?

– Триста пятьдесят. Это для вас реально?

– Трудно сказать… Надо сначала взглянуть на текст.

– Там очень много иллюстраций. Полагаю, вы справитесь.Вы могли бы завтра заехать в редакцию? Если вас все устроит, мы сразу жеподпишем договор.

Я хотела спросить об авансе, но дурацкая гордость непозволила. Ничего, завтра спрошу, а может, и спрашивать не придется, может, онсам все скажет. Я записала адрес издательства и обещала прийти в половине второго.

На том разговор закончился.

Неужто повезло? Правда, триста пятьдесят страниц за месяц –это круто, но и тысяча семьсот пятьдесят долларов за месяц – тоже не жукначихал. Ничего, справлюсь, буду сидеть с утра до ночи. Только бы до завтра этаработа не уплыла куда-нибудь, а то ведь все бывает. Нет, глупости, никуда онаот меня не уплывет, и вообще… Кажется, для меня начинается полоса везения.

Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Поплевав через левоеплечо и постучав по дереву, я снова взялась за утюг и сама не заметила, какперегладила гору белья.

Утром, принимая душ, я вспомнила вчерашний разговор сБорисом Евгеньевичем, который носит такую малопривлекательную фамилию –Вырвизуб. А у него очень приятный голос, подумала я, и манера говорить тожеприятная. Что, если он мне понравится? Надо привести себя в порядок, на всякийслучай. Да и вообще, когда идешь в незнакомое место, нельзя выглядеть лахудрой.А еще – нельзя опоздать даже на минутку.

Пусть Вырвизуб увидит, как я хороша собой, а главное,пунктуальна.

Ровно в половине второго я уже звонила у какой-то довольнообшарпанной двери без вывески. Мне открыл здоровенный детина, впрочем, вполневежливый.

– Вы к кому? – осведомился он, глядя на менясверху вниз.

– К Вырвизубу!

– Фамилия?

– Шубина.

– Проходите. Вторая дверь направо.

Не успела я и шагу сделать, как вторая дверь направораспахнулась, и оттуда высунулся весьма потертого вида мужчина в маленькихмодных очках.

– Мария Никитична? Вы поразительно точны! Прошу вас вмой кабинет!

Кабинет был довольно тесный, весь заваленный рукописями,книгами, дискетами. Там помещался только средних размеров стол и два даже свиду неудобных кресла. Усадив меня в одно из них, он восторженно на меняуставился.

– Рад знакомству, много о вас слышал хорошего, и,надеюсь, мы найдем общий язык.

Я промолчала.

– Вот, Мария Никитична, эта книга! – Он протянулмне огромную по формату книгу в ослепительно красивой лаковойсуперобложке. – Я вас оставлю минут на десять, а вы пока ознакомьтесь… – ис этими словами он вышел из кабинета.

Я быстро раскрыла книгу, пробежала глазами первую страницу,заглянула в конец, в середину и радостно перевела дух. Это было именно то, чтонадо. Легкий изящный текст, очень много иллюстраций… Я, безусловно, за месяцсправлюсь, однако перед Вырвизубом надо разыграть небольшой спектакль, чтобы недумал, будто делает мне одолжение.

Он вернулся ровно через десять минут. Тоже демонстрируетпунктуальность и обязательность.

– Ну-с, дорогая Мария Никитична, каково ваше решение?Месяца вам хватит?

– Да как вам сказать… Это очень большой объем, но делодаже не в этом…

– А в чем же? – встревожился он.

– Тут масса специальной терминологии, которой я,естественно, не знаю. Понадобится куча всяких справочников, консультаций, а этовсе требует времени.

– Сколько?

– Что?

– Сколько времени это потребует?

– Так сразу трудно сказать…

– И все же? Две недели, месяц?

– Может быть…

– Но это катастрофа! Настоящая катастрофа!

– Две недели – катастрофа? – удивилась я,прекрасно знакомая с издательской практикой.

– Но мы уже потеряли два месяца с первым переводчиком,который книгу запорол, а вас мне так рекомендовали, сказали… что вы работаетехорошо и быстро… Мария Никитична, умоляю вас, выручите! Век не забуду.

Я молчала.

– Хорошо, семь долларов за страницу! – выкрикнулон вдруг. – Меня это разорит, но я просто не могу подвести наших немецкихпартнеров.

Вот это да, возликовала я. Только не надо показывать своеликование.

– Ну что ж, пожалуй, это меня устроит. Однако какие уменя гарантии?

– Что вы хотите сказать? – не понял он или сделалвид, что не понял. – Мы сию же минуту заключим договор, и я выдам вамаванс, ну, скажем, триста долларов. Вы это имели в виду?

– Нет, не совсем… То есть я согласна, но давайтезаранее договоримся: я представляю рукопись, и в тот же день вы платите мне всюоставшуюся сумму. Товар – деньги!

– То есть как? – опешил он. – Но нужно ведьвремя на одобрение рукописи… И вообще…

– На одобрение моей рукописи вам хватит и четвертичаса, – нахально заявила я.

– Иными словами, вы мне не доверяете? – горестновздохнул Вырвизуб.

– Извините меня, Борис Евгеньевич, но мой печальныйопыт…

– Да-да, я знаю, – быстро закивал он, –многие сейчас ведут себя нечестно, в издательском деле проходимцев хоть прудпруди, но я… Я согласен на все ваши условия, дорогая моя Мария Никитична! Вера!Вера!

На пороге возникла сухопарая дама с бледно-сиреневымиволосами и без тени улыбки на жестком лице.

– Вера, бланк договора! – потребовалВырвизуб. – Я сам все оформлю!

Пожав плечами и не удостоив меня даже взглядом, она вышла итут же вернулась с бланками в руках. Через десять минут я уже подписала договори положила в сумочку триста долларов.

Внутри у меня все пело, и даже Вырвизуб показался простодушкой, особенно когда предложил довезти меня до дому на своей машине, посколькуповаренная книга оказалась довольно увесистой. Я с благодарностью приняла этопредложение, тем более что теперь в самом деле каждая минута на счету. Он довезменя до дому и даже поцеловал на прощание руку. В этот момент в его тусклыхглазах мелькнуло выражение живейшего интереса ко мне, но уже не как кпереводчице. Так вот почему он так легко накинул два бакса за страницу.