– А древний бубен из кожи чудовища, весь в крупной, кожистой чешуе, похожий на очень толстую кожу змеи, – пытался доказать свою правоту Гриша, я сам лично видел его у старого шамана Варушты, да много кто видел!

Федор достал зажигалку, раскурил свою сигару и пустил дым на Гришку.

– А где твой бубен? Покажи, может, и я поверю! Ты мне еще про грибы и ягоды расскажи, как будто, в погребе, во льду нельзя сохранить. Я так в холодильнике делаю, а ведь ты знаешь, что раньше лед в погребах укладывали, вот тебе и холодильник! Собрал летом, положил в ледник, а зимой принес: нате вам чудо! И вот еще что, раз есть проход в другой мир, пространство или время, то почему прошло, допустим, пара-тройка крупных зверей – змеи, крокодилы. А где разная мелочь, рыба древних форм, насекомые, растения. А ведь насекомых там должно быть множество, а где прошел один крупный зверь, там мелочь пролезет тысячами, а где она? Покажи мне живого трилобита или гигантскую стрекозу – меганевру, и я поверю. Я же геолог, Гриша, и историю земли знаю назубок! Нет никакого прохода в прошлое. Легенды, сказки, предания старины глубокой. Такой глубокой, что из ее темных глубин, выглядывают только чумазые лица твоих жуликоватых родственников-шаманов, которые обманывали свою родню, зарабатывая на кусок мяса.

Наклонив широкий лоб, вперив пьяный взгляд в лицо Гриши, он решил окончательно добить своего оппонента:

– Правильно я говорю – «шаман» Гришка? Да какой ты шаман?

Слышал я, что прогнал тебя старый шаман за твое пьянство, обман или там еще за что-то. Может ты его бубен пропил, старый пройдоха? Все знают, что и твое лечение – одно издевательство! Как ты старую Марфу лечил от кашля настоем из лягушек, ее бедную так пронесло, что она и кашлянуть боялась. А потом хихикал еще, вот де здорово от кашля излечил и не кашляет вовсе.

Да и все твое лечение – одно шарлатанство. Так что, запросто может, что и крокодилом ты был, прицепил что-то сзади, надел чемодан на голову и выл там, в болоте, ночами напролет. Нету тебе веры и доверия! Так что, как там в песне поется: «даром преподаватели, время со мною тратили, даром со мною мучился самый искусный маг».

Допеть веселую песенку, Федьке, великий маг и волшебник не дал, пытаясь заткнуть вредную песню, прямо в месте ее возникновения, т. е. в горле ее пьяного исполнителя. С протяжным шипением Гришка выдохнул через зубы и кинулся на противника. Федька, уворачиваясь от него, продолжал свою песню, давясь от хохота. Схватившись за грудки, поединщики повалились на землю. Уворачиваясь от худых, длинных рук шамана, Федька умудрялся противным голосом петь песню, в промежутках громко хихикая.

Поняв всю горечь своего поражения, Гришка резко оторвался от своего противника, встал, выпрямившись во весь рост. Губы его обиженно кривились, козлиная бороденка гордо вздернутая, мелко подергивалась.

– Все, хватит гулять, по домам Федян! Спать я пошел! – и развернувшись, пошел в спальню.

Да, день удался, – думал Федька. – И выпить удалось, и над Гришкой посмеяться. И все-таки, немного жаль этого пройдоху. И повернувшись к его спальне, громко сказал:

– Ты это, Гриша, не обижайся, пошутил я.

В принципе, на него было наплевать, переживет, но вот завтра похмеляться опять куда? Опять к нему, родимому, так что не будем горячиться и рубить курицу, несущую золотые яйца.

– Пока, Гриша.

Выйдя на улицу, Федор пошел до дома, скользя по грязи короткими ногами. Непонятно как, на автопилоте добрался до своего двора, и не слушая ворчания жены, упал на кровать прямо в одежде и сразу же отключился.

Проснулся он поздно, жена уже ушла на работу, детей в доме не было. Наверное, на улице играют, подумал он. Сильно болела голова и, превозмогая боль, попытался заснуть снова, но какой-то шум вырвал его из исцеляющих объятий морфея. Кто-то кричал, стучал в дверь, пиная ее ногами.

Федор еле разлепил глаза. Волосы на его голове, все до единого стояли дыбом, глаза красные, усы растрепались как веники, во рту сухость, а запах…

Запах сплетен и новостей, пробурчал себе под нос Федька, вспомнив назойливую рекламу. Голова болела, тупо отдавая в затылок и в виски, в животе что-то бурчало, просясь наружу. Да, ничего погулял, побрал бы черт эту водку! До сих пор в ушах стоит крик Гриньки, всю ночь зараза снился, спать мешал.

Снилось что пошел он рыбачить на плохие болота, вдруг как вынырнет из воды анаконда и за ним. И ползет сволочь, а потом как заорет Гришкиным голосом – «отдай мой бубен»! – Вот паразит привязался!

А крик все также стоял в ушах, голос его требовал бубен, кричал, стучал, умолял.

А может анаконда не приснилась? Осторожно спустив ноги на холодный пол, быстро дошлепал до окна. С опаской отодвинув край цветастой занавески, и выглянул в уголок окошка. Там стоял его друг и собутыльник Гришаня, в белой майке, порванной вчера на пузе, сквозь которую выглядывал шаманский пупок, в спортивках с коленями пузырями, и в шлепках. Внешний вид и техническое состояние здоровья Гриши было на том же уровне, что и у него. Развернувшись спиной к двери, он начал с остервенением лягать дверь ногой, завывая страшным голосом: «отдай, отдай бубен».

Подожди, сейчас открою, получишь ты в свой бубен, закричал Федор. Открыв засов, он отошел вбок, пропустив гостя. На того было страшно глядеть, глаза красные и опухшие бегали с место на место, оглядывая всю комнату.

– Где, где я спрашиваю, ты его прячешь, сволочь? Я к тебе как к другу, пригласил, напоил – накормил, а ты отблагодарил, еще и бубен украл. Вор!

– Какой бубен? Ты что, Гришаня! Зачем мне твои игрушки – погремушки!

– Ты взял! Бубен, мой бубен, тот, древний. Мне его шаман перед смертью дал. Отдай, я тебе водки, денег дам. Верни! Отдай, пожалуйста. Он и правда тебе не нужен. А мне… Я без него не могу. Нужен он мне очень сильно. А хочешь ружье мое отдам, я знаю, оно тебе нравится, и патронов дам. Отдай Федька бубен.

На Гришу было жалко смотреть, слезы текли по его худому лицу, даже козлиная бородка и та намокла.

Давненько я его таким не видел, подумал Федька. В другое время мог бы он и поиздеваться, помучить друга, но сейчас не тот случай. Тут деликатность нужна, а то, так всех друзей порастерять можно. И так из-за моего веселого нрава и любви к шуткам, мало их у меня осталось, а новые что– то не появляются. Видать с возрастом труднее друзей находить. Товарищей по пьянке, – сколько угодно, а вот друзей – нет.

– Не брал я Гришаня, правда, не брал. И ружье мне твое не нужно, я тебе и так помогу. Давай сначала у тебя дома поищем? Да и про какой ты старый бубен говоришь, я его и в глаза не видел. Неужели он и вправду существует, бубен из чешуистой кожи чудовища. Тогда в двойне интересно его увидеть, подожди, сейчас я оденусь.

Быстро накинув одежду, хозяин дома вышел к гостю.

– Извини, Гриша, выпить нечего, жена недавно последнюю заначку в помойное ведро вылила.