Вообще Андрей делился со мной всем. Недавно его повысили, поэтому не удивлюсь, если все случившееся — происки конкурентов. Но кто способен на такое зверство? Похитить ребенка с женой, чтобы что? Отомстить? Заставить заплатить выкуп? Да, деньги у нас в последние месяцы водились, но не миллионы же.

Вздрагиваю, когда машина останавливается. Смотрю в окно, но единственное, что вижу там — огромный забор и широкие ворота, которые в этот самый момент разъезжаются в стороны. За ними скрывается фасад огромного особняка. Я такие только в кино видела: пафосные, построенные по последним пискам моды, они будто сошли со страниц журналов.

Ежусь от резкого порыва ветра, который врывается в автомобиль, едва мужчина слева открывает дверь. Блокировку сняли, но я почему-то не спешу выходить. Страшно. Здесь я чувствую себя в мнимой безопасности, а что меня ждет на улице?

Дверца с моей стороны резко открывается, внутрь заглядывает тот самый амбал, который запихивал меня в машину. Он смотрит так, что мне не остается ничего, кроме как подчиниться и вылезти наружу. Я ожидаю, что меня отведут куда-то в подвал или подсобку, но меня ведут прямо к главному входу. Даже не касаются меня, просто указывают на дверь и приказывают:

— Иди!

Я крепче обнимаю малыша и следую к двери, останавливаюсь у входа, жду, пока мне откроют и ступаю внутрь. Осмотреться мне не дают, подталкивают в спину и заставляют идти дальше, хотя я все же успеваю заметить жутко дорогие ковры на полу, белоснежные стены, огромные люстры под потолками и шикарную деревянную лестницу на второй этаж, к которой меня подводят.

Я молчу. Ничего не спрашиваю, надеясь, что у Андрея все получится, что совсем скоро тут будет наряд полиции и меня освободят. В глубине души я сильно боюсь, потому что понимаю: тому, кто привез меня сюда выкуп не нужен. Владелец этого дома чрезмерно богат.

Это осознание резко стреляет в сознании. Что, если правоохранительные органы не станут помогать, ведь в нашем мире столько несправедливости.

Сколько я знаю историй, где полиция ничем не помогает, а, наоборот, идет на поводу у тех, кто нарушает закон. Сейчас об этом не хочется думать, потому что я понятия не имею, чего от меня хотят и почему привезли сюда.

Мы останавливаемся у широкой двери, мужчина, что сидел рядом в машине, открывает ее и пропускает меня внутрь. У входа нас ждет женщина, которая тут же протягивает руки к моему малышу.

— Я возьму его, пока вы поговорите, — с улыбкой произносит она.

— Что? Нет! — уверенно отвечаю. — Я не отдам своего ребенка, слышите?

Я прижимаю Родиона к себе так сильно, как только могу, сцепляю руки в замок и отворачиваюсь к стене, чтобы они не смели даже думать о том, что смогут забрать у меня ребенка.

Я бережно обнимаю сына и отворачиваюсь от тех, кто хочет забрать его у меня.

Не отдам. Никому не отдам своего малыша.

— Ну что же вы? — причитает женщина рядом. — Я всего лишь унесу его в другую комнату, пока вы обсудите дела.

— Дела? — с издевкой и истерическим смешком, рвущимся из горла, спрашиваю я. — А вы знаете, как я сюда попала?

Повисает пауза.

— Вашему ребенку не желают плохого, — она не теряется, а я мотаю головой.

Если они хотят отобрать его у меня, пусть попробуют. Я не сдамся просто так.

Раздается телефонный звонок, от которого я вздрагиваю, вспоминая, что в одеяльце Родионо мой мобильный. Я нащупываю его рукой и поправляю, попутно выдыхая и радуясь тому, что его никто не увидел. Сколько прошло времени? Полчаса? Этого же недостаточно для наряда полиции? Думаю, что нет, значит, нужно потянуть еще время.

— Я понял. Да. Хорошо, — слышу, как мужчина, что привел меня сюда, разговаривает по телефону.

Что он понял? Будет отдавать приказ своим амбалам, чтобы силой отобрали у меня сына?

— Елена Эдуардовна, идите к себе, вас позовут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Но… — женщина пытается возразить.

— Идите, ребенок останется с матерью.

Я замираю, когда слышу эти слова, но не поворачиваюсь до тех пор, пока не слышу, как открывается и закрывается дверь.

— Ангелина, — моего плеча касается мужская рука. — Ты можешь быть спокойна, твой сын останется с тобой.

Я поворачиваю голову и вижу, что женщины в комнате уже нет. Зато есть два охранника у двери и он, которому, кажется, совсем наплевать на происходящее. По крайней мере он смотрит на меня так безразлично и пусто, что я отшатываюсь.

— Идем, нам нужно поговорить, Ангелина.

Мужчина берет меня за локоть и подводит к столу, усаживает на стул, стоящий рядом, а сам упирается о столешницу и смотрит на меня.

— Тебе, наверное, хочется узнать, почему вы с ребенком здесь?

Киваю.

То, что он сам решил заговорить об этом, радует. Значит, он не психически больной, у него нет раздвоения личности и он не будет надо мной издеваться. По крайней мере, у него была такая возможность уже не раз, но он ею не воспользовался.

— Дело в том, что этот ребенок не от твоего мужа.

Повисает тяжелая пауза, во время которой я пытаюсь осознать то, что он только что сказал. Не от моего мужа? А от кого?

— О чем вы? — решаю спросить, а сама перевожу взгляд на сына, который, несмотря на разговоры и крики, мирно спит у меня на руках.

Я осматриваю его маленький аккуратный носик, светлые, едва заметные бровки, которые он насупил во сне, розовые губки, пухлые щечки, что Родион успел наесть на материнском молоке. Как это Андрей не его отец? У меня ведь есть документы, свидетельство о рождении мы, конечно, сделать еще не успели, но ведь у нас документы о проведении ЭКО, да и материал при оплодотворении брали у Андрея.

Мужчина вздыхает и смотрит на меня… с сожалением?

Мне ведь не показалось? Он смотрит, будто жалеет меня?

Я не успеваю понять, потому что его взгляд меняется на такой же механический, безразличный к происходящему.

— Твой муж получил деньги… очень много денег за то, что ты забеременеешь и родишь хозяину ребенка, — чеканит он бесцветным тоном.