Боясь лишний раз шелохнуться и привлечь к себе внимание, я всматривалась в застывшие от удивления лица ночных посетителей и пыталась уложить в голове услышанное. Как такое может быть?!

Меж тем, выдержав паузу, Евгений Петрович сухо продолжил:

— Ни единого препарата ввести не удалось: в месте соприкосновения с кожей иглы ломались. В момент помещения в лечебную капсулу я успел сделать поверхностное диагностирование энергетических каналов. На этом все, в дальнейшем тело девушки стало для наших приборов незаметным. Они работают исправно, однако ее не видят. Все имеющиеся в моем распоряжении лечебные и диагностические артефакты при приближении к пациентке самостоятельно переходят в спящий режим. За три часа одиннадцать минут кожные покровы полностью восстановились. Даже волосы отросли. Жалоб не имеет. Состояние удовлетворительное, — реаниматолог передал бумаги хмурящейся женщине.

— Результаты какие-то бредовые. С такой плотностью и скоростью эфир просто не способен циркулировать в теле, — глухо произнесла та, не отводя взора от листов. — Девушка сказала, к какому принадлежит роду?

— Нет, — качнул головой Евгений Петрович. — И родственники пока не объявлялись.

— Покажи, — попросил спутник Тамары Валерьевны. Взяв протянутые документы, вгляделся в них. — Да уж, — пробормотал задумчиво. — Может, она отпрыск древних высокородных? — сделав предположение, тотчас неодобрительно поморщился.

— Даже у них такого не бывает. Лучше нас же знаешь, — опередив реаниматолога, тихо ответила Тамара Валерьевна. — Имперский род? — она остро глянула на мужчину. Заметив на его лице скепсис, с досадой поджала губы и тут же сама ответила: — Маловероятно, — задумчиво помолчав, поинтересовалась у Евгения Петровича: — Что пациентка рассказывает о себе?

— Ничего, — отозвался реаниматолог. — У нее нарушена долгосрочная память, но своеобразно — не помнит только то, что связано с ее личностью. Понимаю, ваш супруг не психиатр и даже не нейрофизиолог, но он очень уважаемый нейрохирург, — Евгений Петрович помялся и тихо признался: — В общем, до вашего решения, как главврача, приглашать штатных специалистов я не рискнул. Медсестер отпустил. Мало ли, что у нас тут за особа, — он покосился на окно в палату.

Кивнув, Тамара Валерьевна вопросительно глянула на мужа.

— Пойдем посмотрим, — деловито сообщил тот и направился к выходу.

Прикрыв на миг глаза, я почувствовала, как в груди быстро-быстро бьется сердце. Сама по себе вылечилась. Способна слышать сквозь стены…

Что я вообще такое?!

Так, стоп! Не паниковать!

Изобразив на лице вежливое выражение, посмотрела на приближающегося нейрохирурга.

— Здравствуйте, здравствуйте! — добродушно пророкотал тот.

Не дойдя до кровати буквально пару метров, он неожиданно замер. Его улыбка медленно сползла, уступив место неверию, граничащему с изумлением.

Не понимая, что произошло, я вопросительно глядела на мужчину. Из-за его широкой спины, перекрывающей обзор, послышался голос Тамары Валерьевны:

— Доброе утро, — обогнув супруга, она хмуро глянула на него, а после перевела взор на меня. И ошарашенно прошептала: — Яра?

Пожав плечами, хрипло ответила:

— Я не помню своего имени.

В глазах женщины появились неподдельное сочувствие и жалость. Присев на краешек кровати, она внезапно взяла меня за руку и шепнула:

— Все будет хорошо.

Савелий Андреевич тем временем обернулся и севшим голосом поинтересовался у стоящего в дверном проеме реаниматолога:

— Откуда ее привезли?

— Минуту, — отозвался Евгений Петрович и куда-то отошел. Через несколько мгновений вернувшись, доложил: — Пожар произошел в доме 716, улица Российская.

Лицо Савелия Андреевича моментально превратилось в каменную маску. Поиграв желваками на скулах, он вновь задал вопрос:

— Еще пострадавшие есть?

— Да, — Евгений Петрович кивнул. Явно находясь в замешательстве, глянул на меня, а затем вопросительно посмотрел на нейрохирурга. Тот моментально нахмурился.

— Расскажите, пожалуйста, при мне, — негромко, но твердо попросила я.

— Говорите, — через пару долгих мгновений разрешил Савелий Андреевич.

Реаниматолог бесшумно подошел к нам. Кашлянув, сообщил:

— Еще один пострадавший — мужчина. Доставлен в наш морг. Личность пока не установлена. Я попросил патологоанатомов, думал пригодится, — он неожиданно замолчал. Потом достал из кармана мобильный и показал дисплей нейрохирургу.

— Я знаю, кто он, — холодно сказал тот. Помолчал, перевел взгляд на меня. Его голос потеплел. — Меня зовут Савелий Андреевич Игнатьев, рядом с тобой моя супруга, Тамара Валерьевна Игнатьевна. Тебе семнадцать лет, зовут Ярослава Владимировна Игнатьева. Ты простолюдинка и дочь моего родного брата Владимира Андреевича Игнатьева. Вы жили вдвоем в том доме, где произошел пожар. А с сегодняшнего дня ты будешь жить в нашей семье, — уверенно произнес, непрерывно отслеживая мою реакцию.

А я, просто сидела и молчала. На лицах мужчины и женщины видела неподдельную тревогу и беспокойство. Однако родственных чувств к этим людям, как и скорби о кончине того, кого назвали моим отцом, не испытывала. Совсем.

Но отчего-то каждой клеточкой тела чувствовала, что они мне не лгут. Может искренне заблуждаются? Впрочем, окончательные выводы делать пока рано.

Не видя смысла притворяться, я негромко произнесла:

— Моя память будто черный провал. Ваши слова не вызвали никаких воспоминаний о прошлом. Я не помню отца,— тяжко вздохнула и добавила: — Мне жаль, но и вас не узнаю.

Женщина крепко сжала мою ладонь.

— Яра, мы о тебе позаботимся, — в ее голосе прозвучало непритворное сочувствие. — Ты пока немного побудь здесь. Мы решим кое-какие организационные вопросы и поедем домой, — нежная улыбка поразительно изменила лицо такой суровой прежде женщины. — Как ты себя чувствуешь? Что-то беспокоит? — поинтересовалась она участливо и одновременно профессионально.

Находясь под перекрестными взглядами трех врачей, я сохраняла хладнокровие. Беспокоило меня очень и очень многое. Но, естественно, об этом говорить не собиралась.

— Я голодна, — сообщила искренне.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Евгений Петрович.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — обнадежила Тамара Валерьевна.

Не спускающий с меня глаз Савелий Андреевич улыбнулся. Кивнув мне, он со значением глянул на Евгения Петровича и, не прощаясь, вместе с реаниматологом вышел из палаты.

Задержавшись, главврач осторожно дотронулась до моих волос и шепнула:

— Не волнуйся, — в который раз повторила: — Все будет хорошо, —затем быстро направилась к двери и плотно закрыла ее за собой. Но не себя ли она успокаивала?