— Нашли кого? Маму?

Эрнан покраснел от гнева.

— Отец был неправ, ожидая. Мы должны были уйти давным-давно.

— Где она? Она вернется?

Без предупреждения Эрнан бросился вглубь леса, волоча за собой Эолин. Они уклонялись от деревьев и перепрыгивали через бревна и камни. Дважды Эолин спотыкалась. Ее руки и колени горели, в царапинах, но Эрнан не замедлил шага. Они подошли к небольшому ручью, прорезавшему узкую траншею. Эрнан толкнул Эолин в яму на берегу, скрытую кустами.

— Что это за место? — сказала Эолин, пораженная запахом сырой земли. — Эрнан, что происходит?

Вытащив из тени масляную лампу, Эрнан зажег ровный свет кремнем.

— Я позову папу. Оставайся здесь. Не шуми и не выходи, что бы ни случилось, пока мы не вернемся. Понимаешь?

— Нет! Нет, я не понимаю, потому что ты мне ничего не сказал.

Эрнан выскользнул из укрытия и прикрыл за собой вход.

— Эрнан, не оставляй меня здесь!

Но брата Эолин уже не было.

Ее окутала тьма, которую нарушал только мерцающий фонарь. Воздух казался спертым и тяжелым. Земляные стены давили на плечи Эолин, она могла задохнуться.

«Я не собираюсь оставаться здесь. Я пойду за Эрнаном и найду отца».

Эолин двинулась к выходу, но дрожь заставила ее остановиться.

Послушай, Эолин, — прошептала ее мать. — Слушай хорошо.

Эолин прижала руки и ухо к земле. Тонкий гром пробежал по земле, поднимаясь, как обсидиановая волна, к ее деревне. Когда Эолин закрыла глаза, ее охватила дрожь. Кровавые видения взревели и отступили, словно дикий огонь, подгоняемый ветром. Всадники в едком дыму. Друзья падали от сверкающих мечей. Обычные жители лежали в бордовой пыли, их дома сгорали в огне. Эолин закричала, но ее никто не услышал. Она бежала сквозь удушающий дым и наткнулась на отца. Его конечности были вывернуты под странными углами. Жизнь вытекала из его тела малиновой рекой, которая впадала в землю.

Глаза Эолин распахнулись. Ее пронзила тошнотворная пустота. Она бросилась назад, опрокинув лампу и погасив ее пламя. Прижав колени к груди, Эолин закрыла лицо и заплакала. Остаток этого долгого дня и последовавшую за ним мучительную ночь она больше ничего не слышала и не видела.

Когда, наконец, утренний свет осветил вход в ее убежище, конечности Эолин затекли. Влажный холод пронзил ее кости. Она прокралась вперед и выглянула наружу.

Туман висел над ручьем. На противоположном берегу пестрый коричневый кролик рылся в листьях в поисках остатков осеннего корма. За ним в небольшом кустике чирикала пара певчих птиц с яркими грудками. Убедившись присутствием этих животных, что поблизости нет людей, Эолин выползла из маленькой пещеры и встала на трясущиеся ноги.

В тот момент, когда она появилась, животные растворились в лесу, оставив такую ​​оглушительную тишину, что Эолин заткнула уши, чтобы не слышать ее.

Эрнан уже должен был вернуться.

Их ферма находилась на краю Южного леса. Ему не потребовалось бы много времени, чтобы сбегать туда и обратно.

Он был бы здесь, если бы выжил.

Эолин прикусила язык, чтобы не позвать брата по имени, опасаясь, что любой звук мог вызвать всадников из-за деревьев. Она подумывала заползти в дыру в надежде поймать видение, которое раскрыло бы судьбу Эрнана, но мысль об этой сырой пещере вызывала тошноту.

«Мне не нужно другое видение. Я видела, что они сделали. Эрнана не пощадили бы».

В деревне Эолин рассказывали множество историй о таких набегах. Они говорили, что Королевские всадники уничтожали целые деревни за предательство и магию. Они сказали, что никто не пережил его гнев и ничего не осталось. Но Эолин всегда думала, что такие ужасы случаются в других провинциях, в отдаленных местах, таких как Селкинсен или Селен, где мятежные подданные все еще цеплялись за старые обычаи. Ее семья жила в Моэне. Кто из жителей ее деревни мог навлечь на себя гнев короля?

«Это простая магия, Эолин, — слова ее матери вернулись, как шипение змеи. — И она сослужит тебе хорошую службу».

Земля качнулась. Эолин упала на колени. Желчь обожгла ее горло и пролилась на лесную подстилку.

Вот как? Неужели Простая Магия осудила их всех?

Рыдания сотрясали тело Эолин невыносимой волной потери и вины. Это была ее вина. Она предавалась коварному и запретному. Она узнала секреты растений.

Бледное солнце сожгло туман с земли и опустилось на высокие ветви задолго до того, как у Эолин кончились слезы. Только когда ее рыдания перешли в изнеможение, голоса леса вернулись шелестом сухих листьев, тонким ропотом осеннего ветра и серебристым журчанием крошечного ручья.

«Иди, посмотри на это, Эолин».

Девочка вздрогнула от голоса матери, снова близкого и настоящего. Всхлипнув, Эолин вытерла влажные щеки и поднялась на ноги.

— Мама? — она звала так громко, как только могла.

Взгляд Эолин привлекло плавное движение, слабое смещение света за деревьями. Эолин узнала взмах юбки матери, уверенность плавной походки Кайе. Девочка сделала нерешительный шаг вперед.

— Мама?

Тень ответила, скользнув к сердцу Южного Леса.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дом со сладким хлебом

Призрак Кайе продолжал идти вперед, никогда не оказываясь в пределах досягаемости, всегда за соседним деревом или за поворотом. Он завел Эолин вглубь леса, прежде чем совсем исчезнуть.

Растерявшись, Эолин повернулась, пытаясь определить путь, который привел ее сюда. Незнакомые деревья пялились на нее. Толстая кора искривилась в выражениях отвращения и неодобрения. Сильный порыв ветра зашевелил высокие ветки, и ливень рыжеватых листьев упал на землю. Птицы не пели. Белки не болтали. Южный Лес никогда не казался таким холодным и бессердечным.

Страх пронзил кожу Эолин. Что, если легенды были правдой? Что, если за темными деревьями поджидали оборотни, семиглавые крысы и ведьмы, которые ели детей?

— Как я найду путь? — прошептала Эолин.

Голос Кайе вернулся:

Броди, дочь моя. Путь женщины состоит из странствий.

Теперь это было единственное руководство Эолин, слова на ветру. Воспоминания в ее сердце. Глубоко вдохнув, она неуверенно поставила одну ногу перед другой.

Прошли дни. Хотя Кайе научила Эолин находить ягоды и выжимать воду из мха, каждое утро девочка просыпалась голоднее, чем в прошлый день. Чем дальше она уходила, тем меньше могла собрать. Пустота начала грызть ее живот.

Однажды ночью Эолин разбудили беспокойные крики синекрылой совы. Лай и визг пронзали тени. На нее неслась стая волков.

В панике Эолин в темноте вскарабкалась на дерево. Ветки царапали руки и предплечья, оставляя неровные рубцы. Челюсти щелкали у ее пяток. Вопли поднялись к ней. Она цеплялась за