Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару минут я оделся, посмотрел на себя в зеркало. То, что я в нем увидел, мне не очень понравилось. На меня смотрел высокий уставший мужчина, которому можно было дать лет тридцать пять, а то и больше, хотя на самом деле мне только в прошлом месяце исполнилось двадцать восемь лет. Ну что ж, банкротство, позорная отставка, безнадежное будущее и невоздержанность в вине никого не молодят. Я попытался исправить ситуацию, расчесав волосы, но это не сильно помогло.
— Пригласи гостью, Кондратий, — велел я слуге. — И принеси из трактира квасу. — Голова раскалывалась после выпитого вчера вечером в чрезмерном количестве вина. Я надеялся, что традиционный русский напиток приведет меня в лучшее состояние.
Кондрат вышел, закрыл дверь, а потом её открыл вновь, и в комнату вошла девушка в темно-фиолетовом платье, которое носят обычно в знак траура. Платье не скрывало её стройную фигуру, которой, наверное, могла бы позавидовать и греческая богиня Афродита. Лицо гостьи прикрывала широкополая шляпа, украшенная короткими, но пышными перьями какой-то экзотической птицы.
Она вошла в комнату, сделала несколько шагов и остановилась. Я же на несколько секунд, а может быть и минут, кто знает, потерял дар речи: незнакомка оказалось слишком прекрасной. Наконец я всё же опомнился.
— Владимир Сергеевич Версентьев, — представился я, сделав небольшой поклон в сторону моей гостьи. — Прошу, сударыня, извинить меня за то, что принимаю вас в такой скромной обстановке.
Но девушка не обратила внимания на мою квартиру. Она молчала, наверное, не решаясь назвать свое имя. Наступила пауза. С улицы слышалось чириканье воробьев, голоса прохожих, веселый детский смех. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем гостья заговорила.
— Елена Старосельская, — сказала она по-французски, а потом добавила: — Я к вам по делу, сударь.
Её голос был глубоким и очень приятным. По-французски она говорила прекрасно, и почти без всякого акцента. Видимо, она получила превосходное образование, в том числе и у учителей из Франции, которых в последние годы появилось много в России.
— Очень хорошо, сударыня, — я опять немного наклонил голову, — но у себя дома я предпочитаю разговаривать по-русски. Надеюсь, вас это не затруднит.
Она даже не улыбнулась.
— Нисколько не затруднит сударь, уверяю вас. Признаться, мне сейчас приходится чаще говорить на немецком или русском языках, чем на французском, который так ценится при императорском дворе.
— Прошу вас, сударыня, присаживайтесь вот на эту софу.
Единственной более-менее достойной мебелью в моей квартире была небольшая софа, непонятно каким образом в нее попавшая. Перед тем как Кондрат пригласил в мою комнату гостью, он убрал с софы все посторонние предметы, и теперь она выглядела, как по мне, вполне достойно.
Елена поблагодарила и, немного поколебавшись, осторожно присела на самый край софы. После этого она быстрым движением сняла с себя шляпку, и посмотрела по сторонам, осматривая комнату, в которую она попала.
Моя гостья оказалась прелестной девушкой, лет двадцати от роду, а может быть ещё моложе. У нее было красивое, но немного печальное, лицо с благородными и правильными чертами, тонким прямым носиком, немного пухлыми алыми губами, карими глазами и черточкой темных бровей. Её каштановые волосы были завиты и уложены в модную прическу, которую не смогла повредить даже широкополая шляпа.
Я стоял как истукан до тех пор, пока в комнату неслышно, что было очень непросто при его высоком росте и большом весе, вошел Кондрат. Он протянул мне кружку с квасом, который я выпил одним залпом. В голове сразу же прояснилось, а оцепенение, вызванное появлением очаровательной гостьи, пропало.
— Иди Кондрат. Никого ко мне не пускай. — Можно было подумать, будто ко мне выстроилась целая очередь из гостей. Слуга вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Я поставил напротив софы стул, сел на него, пытаясь догадаться о том, что же привело госпожу Старосельскую ко мне. Видимо, она потеряла кого-то из близких родственников: об этом свидетельствовало траурное платье и печальное выражение её лица.
— Сударыня, может быть, приказать подать чай? Англичане считают, что этот напиток придает хорошее настроение и бодрость духа. Особенно, если в него добавить немножко молока.
Она отрицательно покачала головой:
— Благодарю вас, не нужно. Я... Я приехала к вам…
Девушка никак не могла начать объяснять причину своего появления у меня, поэтому я поспешил произнести:
— Зачем Вы хотели видеть меня, сударыня? Вы, кажется, упомянули, что приехали по делу. По какому делу?
— Даже не знаю с чего начать. Видите ли, сударь, случилось так, что мне нужна ваша помощь. Я фрейлина Великой княгини Екатерины Павловны. В прошлом году в Петербурге я закончила Смольный институт, одной из шести лучших. Получила «шифр», поэтому меня пригласили ко двору Великой княгини.
Великая княжна Екатерина Павловна — дочка Павла I и Марии Фёдоровны, матери нашего славного императора Александра I. Несколько месяцев назад она вышла замуж за принца Георгия Ольденбургского, после чего поселилась со своим супругом и двором в Тамбове. Как я и думал, моя гостья оказалась знатного происхождения, и у нее прекрасное образование: немногие девицы могут учиться в Смольном институте и только избранные становятся фрейлинами Великой княгини.
«Шифр», то есть золотой вензель в виде инициала императрицы, получали ежегодно шесть самых лучших выпускниц Смольного института благородных девиц. Это открывало перед ними дорогу в высшее общество и к императорскому двору.
Теперь мне стали понятны слова госпожи Старосельской о том, что ей приходится чаще говорить на немецком языке, чем на французском. При дворе принца Ольденбургского негативно относились ко всему французскому.
Между тем, моя гостья продолжила:
— Два месяца назад умер мой папенька, Павел Николаевич. Вот в связи с этим мне и нужна ваша помощь.
Если до сих пор Елена Павловна неплохо справлялась со своими чувствами, которые, без сомнения, переполняли её после смерти отца, то после этих слов она не выдержала: из её глаз вытекло несколько слезинок. Она тихо всхлипнула, открыла ридикюль, который держала в левой руке, достала из него платок и промокнула слезы. Она всё ещё не привыкла к смерти своего отца, хотя с тех пор прошло уже два месяца. Большинство людей до конца жизни не могут привыкнуть к смерти своих родителей.
Я, боясь пошевелиться, сидел неподвижно на стуле в трех метрах от