Да, конечно, Верховная Коллегия имела на всё чёткие объяснения, которые буквально вколачивались в каждого ещё на этапе раннего обучения.

Сквозь узкое окно было видно, как соседи на другой стороне русла лениво плелись к кормушкам с питательным раствором. Их лица не выражали ничего, кроме хронической усталости и полного подчинения своей участи. В редкие моменты, когда команды контроля покидали рабочее место, он пытался заговорить с соседними клетками. Большинство игнорировало его, кто-то отвечал односложными фразами. Клетки полностью отдавались работе, считая её действительно святым долгом или боясь жестокого наказания. Но были и другие. Они растерянно глядели по сторонам, считая всё происходящее страшным сном. Показывать своё недовольство решались единицы. Коллегия не терпела никаких простоев, а тем более инакомыслия. Редкие смельчаки, которые открыто бросали вызов системе, спокойно заканчивали свою смену, но уже на следующий день они бесследно пропадали. Сносился даже дом бунтаря, и на его месте быстро строился новый. Такие клетки всегда выделялись на фоне остальных. У них был огонь внутри. Индивидуальность. Но время шло, огонь затухал. Очередной винтик большой машины вставал на свое место.

В дверь настойчиво постучали. Возле дома стоял офицер охраны.

— 469-ый! Насколько понятен сигнал к кормлению?

— Иду, иду, все предельно ясно, — ответил 469-ый и, нехотя, встал с кровати.

Общение между клетками и Верховной Коллегией сводилось к инструкциям и предписаниям. Всё остальное считалось лишним. Эмоции, привязанность. Главное — полная самоотдача общему делу, любовь к Великой Сфере.

Кто же состоял в Верховной Коллегии? Учебники по начальной истории говорят, что Великая Сфера создала первые клетки, чтобы те поддерживали в ней жизнь. Когда-то давно существовало общественное движение, утверждавшее, что клетки появились раньше Великой Сферы. Саму Сферу они называли по-другому: Маяк. Видные представители этой организации даже совершили несколько экспедиций к Маяку, доказывающих теорию своего происхождения. Но, как и любое инакомыслие, данное мировоззрение исчезло вместе со своими последователями.

Статус члена Коллегии передавался из поколения в поколение. Об их жизни простым клеткам не было известно ровным счетом ничего. Жили эти баловни судьбы в отдельной части гигантского города, расположившегося вдоль русла. От обычных работников их мир был отделен высокой стеной, и только Шпиль главного здания администрации бросал большую тень на жалкие лачуги, нестройный ряд которых начинался рядом со стеной. Здание администрации было поистине гигантским. Казалось, что острый конец Шпиля вот-вот проткнёт небосвод, который ритмично двигался под воздействием Великой Сферы. Одна странная особенность делала этот город за стеной еще мрачнее: с той стороны стены никогда не доносилось ни звука. На берегах русла всегда кипела работа, шум от которой становился немного тише по ночам. Город элиты, напротив, находился под вечным куполом тишины.

На улице шла утренняя кормежка. Она проходила в штатном режиме, несмотря на несколько маленьких очередей возле кормушек. Конвейер, по которому перемещался питательный раствор для русла, был уже запущен. Привычный низкий гул заполнил всё пространство. 469-ый приметил свободную кормушку, улыбнулся безразличному охраннику и двинулся навстречу новому дню.

III

На краю городского кладбища, у могилы, на которую падала тень от большого дерева, стояло два мальчика. Рядом с ними никого не было, и только теплый ветер играл свою нескладную песню, шелестя листьями.

— Ты помнишь, какой она была? — спросил Като.

Экин обычно раздражался, когда брат переспрашивал что-то по несколько раз. Но не сейчас. Когда умерла мама, Като было два года. Он помнил только размытые образы, ее тонкие очертания, не более.

— Она… У нее был звонкий смех, мама никогда не падала духом. А ещё она очень любила имбирное печенье, — сказал Экин после непродолжительной паузы.

— Да, действительно важная деталь, — сказал Като, слегка улыбнувшись.

Экин улыбнулся в ответ, потрепав младшего брата по кудрявой голове. Мальчики еще немного постояли возле последнего пристанища той, кто дал им жизнь.

— Пойдем. Бабушка с отцом начнут волноваться, — сказал старший брат.

Для города, в котором проживало несколько тысяч человек, кладбище было большим. Им предстояло пройти длинную аллею, которая выполняла функцию главной улицы на кладбище. Все похоронные процессии обязательно двигались вниз по аллее. Была еще одна широкая дорога, но ее никто не использовал. Таков был обычай. Наверное, людям просто нравилось, когда их близких в последний путь провожали не только они, но и высокие деревья, росшие вдоль аллеи.

Несмотря на выходной день, кладбище было пустынным. За все время пребывания тут они встретили только несколько посетителей да дворника, вбивавшего гвозди в покосившуюся ограду своими дряблыми от старости руками. Обычно по выходным со всех сторон здесь доносились всевозможные звуки: от скорбного плача до громких рассказов подвыпивших людей о веселых похождениях усопшего. Но сегодня двух юных посетителей сопровождал только крик птиц, летавших вокруг кладбища в поисках съестного. Если бы сторонний наблюдатель мог посмотреть вниз глазами этих птиц, мальчики показались бы единственным островом жизни в безбрежном океане смерти, накрывшим все вокруг плотным одеялом молчания.

— Какие планы на сегодня? — спросил Като Экина, когда они были на середине аллеи.

— Посмотрим. Может, потребуется наша помощь по дому. Вечером собирался в гости к Иму.

— К Иму? Этому зубриле с соседней улицы?

— Эй, полегче! Он мой друг и вообще хороший парень. Да и что плохого в знаниях?

— Скука это несусветная, твои знания! — сказал Като и пнул небольшой камень у края дороги.

— А я думаю, что тебе стоит больше времени уделять учебе. Нельзя всю жизнь бегать по улицам, гоняя мяч.

— А может я стану известным футболистом? — с вызовом спросил Като.

Экин остановился. Като прошел еще несколько шагов, прежде чем заметил, что теперь он идет один.

— Ну, чего встал как истукан? — пробурчал Като.

— Братишка, — начал Экин, — никто не желает тебя зла. Я верю, что у тебя получится отличная спортивная карьера. Но послушай, образование тоже важно, хотя бы элементарное!

Като демонстративно отвернулся и сделал вид, что данный разговор его больше не интересует. Такие споры часто происходили между ними. Экин, будучи старше, пытался донести до брата свой небогатый жизненный опыт. Для Като эти наставления не представляли большого интереса: он всегда шел против мнения других людей, если оно шло вразрез с его мировоззрением.

Через главные