— Мяу, — на кухню зашла кошка.

Антон лениво подошел к холодильнику. Вынув из него сосиски двухнедельной давности, он бросил кошке одну, стерев с нее ладонью лежалую сырость. Кошка недоверчиво понюхала сосиску и снова мяукнула, недовольно уставившись на хозяина: «Ты, может, эту гадость и можешь кушать… но меня мог бы и более пригодной пищей накормить!»

— Да ну тебя… — ответил ей Антон. — Можешь и не есть.

Он положил сосиски обратно и поставил чайник. Пока тот отчаянно пытался закипеть, Антон мучительно вспоминал вчерашний день. Голова раскалывалась и плечо ныло. «Черт! В следующий раз буду умнее». Может быть, стоило принять обезболивающее, но иди в аптеку слишком лень, а дома как обычно ничего нет. Домов подвигал запястьем, затем локтем, а потом и всей рукой. Боль послушно отдавалась всеми нервными окончаниями. Но он все равно снова и снова напрягал усталые мышцы, словно наслаждаясь своими муками. Эти ощущения пробуждали и бодрили, заставляли чувствовать себя живим, что уже немало…

Кошка улеглась на пол и стала пристально следить за хозяином, положив голову на хвост. В ее огромных желто-зеленых глазах отражался человек, измотанный так любимой им ленью и вопросами, на которые не знал ответы.

Чайник засвистел. Кипяток, чуть шипя, быстро заполнил большую чашку, открывая и вознося томный запах кофе. Растворимый. Не потому, что нравится, — оттого, что так проще… Коричневые капли расплескавшегося напитка хаотичным узором улеглись на гладкую поверхность старенького стола, итак заляпанную всем, чем только можно было. И о них тоже, разумеется, благополучно забыли, поэтому им оставалось лишь не спеша испаряться, присоединяясь к общей картине неряшливого экспрессионизма.

Кошка встала и потянулась.

— Я знаю, — почему-то сказал Антон в пустоту.

Кошка не обратила внимания и свернулась в клубочек на соседнем табурете. Антон нежно погладил ее шерстку и отправился обратно к дивану.

«Привет!» — сказал невидимка в тишине комнаты тихо и безжизненно.

Антон ровным счетом никак не отреагировал на это.

«Я — твое сознание, больного разума голос…»

Домов просто глядел в потолок.

«Одиночество сносит крышу, и я здесь для того, чтобы дать тебе кого-то, с кем можно было бы поговорить…»

Занавеска, вздымаемая редкими порывами ветра, стучала соскочившим крючком о стенку.

«Я сущность твоего бытия, единственное, что осталось у тебя от прошлого…»

Размеренно тикали настенные часы…

«Я ложь, позволяющая тебе существовать…»

Тоша потянулся и улыбнулся своей искореженной муками улыбкой.

— Да, Домов, — прошептал он с измученным воодушевлением. — Ты просто псих!

Летнее солнце, которое бывает в этом городе только в июле, спокойно освещало скромную комнату с бесцветными, будто моль, обоями…

Антон проснулся около трех часов ночи. С открытого балкона доносились стрекотание кузнечиков, гудение припарадного фонаря и пьяные толки дворовых алкоголиков. Кошка торжествующе лежала на подушке. Антон лежал рядом.

Голова по-прежнему не прошла и напоминала жестяное ведро, в котором резвились крысы, скребясь о его стенки своими острыми когтями. Тоша накинул на нее одеяло и постарался сосредоточиться. Не помогло. Свет фонаря создавал на стене причудливые образы. Антон рассматривал их сквозь легкое летнее одеяло. Образы были похожи на его жизнь. Странные, одинокие и ужасные…

Так и не сумев заснуть, Антон встал с дивана. Фонарь погас. Послышалась ругань алкоголиков. Тоша вышел на балкон. Фонарь вновь загорелся. Алкоголики поблагодарили Бога, матерей и власть. Антон улыбнулся. Тихо, чтобы не разбудить кошку, он прошел в другую комнату и надел штаны. Опять зазвонил телефон. Антон чертыхнулся и поднял трубку.

— Что? — тихо спросил он.

Из трубки донесся женский голос.

— Сейчас ночь, — сказал Антон. — Совсем не та ночь, в которую я работаю. В эту ночь я сплю, — добавил он и выдернул шнур из розетки.

Он вернулся в комнату и надел рубашку. Нашел почти пустую пачку сигарет, кошелек и вышел из квартиры. Кошка проводила его понимающим взглядом.

— Спи, — сказал он ей.

Спустившись на улицу, Тоша попал в поле зрения пьяных полуночников.

— Антон! — радостно приветствовали они его. — Иди к нам, друг. Это же Антон!

Тот подошел.

— Что тут у вас, дядя Коля? — тихо спросил он.

— Что как не святая водичка? А, хе-хе, — засмеялся старик, раскашлявшись. — Кхе, кхе, кхе. Будешь? Кхе.

— Ты же знаешь… эту гадость я не пью, — сказал Антон.

— Да, да, — улыбнулся алкоголик Коля. — Ты пьешь другую гадость! Хе-хе…

— Мхх.

— Снова идешь прогуляться? — загадочно спросил старик. — Снова не спится?

— Да… — ответил Антон и, козырнув, зашагал в темноту аллеи.

Он прошел четыре квартала и свернул налево, за универмагом. Не зная, куда идет, Тоша шагал туда, куда несли его ноги. А они, как всегда, несли его к местному бару. Он не сопротивлялся.

В баре как обычно было человек десять. Антона всегда удивляло, почему каждый раз заглядывая сюда, он находил тут примерно десять представителей рода людского. Иногда ему казалось, что они вообще не покидают «Жемчужину края».

Антон подошел к стойке и заказал себе пива. Оно оказалось таким же, как в среду и как всегда, слишком горьким и приторным. Хотя бармен Толька обещал, что на выходных привезут отличное новое питье из столицы.

Антон сидел на стуле, обдумывая свою жизненную ситуацию. Она, совершенно туманная и непонятная, не сулила ничего хорошего и прекрасного. Сегодня Антон послал босса. Но волновала его не временная работа, а только то, что, обидевшись, Наталья Осиповна могла скрыть кое-какие сведения, так нужные Домову. А это значит только одно — ему самому придется все раскапывать, а как это сделать, он не знал.

Пока мысленно Антон продумывал всю эту ерунду, пиво закончилось. И он заказал себе виски. Они, впрочем, были такими же плохими, как и пиво.

«Это уже четвертое убийство в этом городе за месяц! — доносилось из включенного телевизора на стойке. Очень миленькая журналистка была как будто действительно взволнована, хорошо их там обучают! — Официальных версий пока не выдвинуто, но власти не сомневаются, что это дело рук местных авторитетов. Как уже говорилось прежде…»

— Какой неспокойный городок! — усмехнулся Тоша.

— А у нас, ты слышал? — подхватил Толик, протиравший стаканы неподалеку. — Тоже, говорят, вчера кого-то порешили!

Домов покачал головой.

— Как будто шишку из «О-Би-Пи» или, может, из «Транс-Корес». Причем не одного! Человек семь охраны было, и всех подчистую! Но нигде не сообщалось. В новостях, я имею в виду.