Он до боли сжимает руками голову.

Prueba de vida, доказательство жизни, доисторический философский термин, который Манназ вычитал в старой книжке. То, благодаря чему чувствуешь себя живым. Не может быть, чтобы в случае Манназа это были прикосновения. Такого не может случиться с хорошим и порядочным человеком, слишком несправедливо. Такое может произойти с маргиналами, сумасшедшими, с отбросами общества – но только не с ним.

Хорошо бы это оказалось просто временным помутнением.

Хотя Мелисити наверняка сказала бы, что он переучился. Что слишком увлекся курсовым проектом по психологии доисторических людей. Что ему просто нужно поспать. Но Манназ давно закончил проект и уже много ночей высыпается – однако странная, болезненная одержимость не столько прикосновениями, сколько самой возможностью прикосновений не желала покидать воспаленный мозг.

А сейчас, когда он знает, каково это – прикоснуться к человеку напрямую, ему безумно хочется поделиться этим с Мелисити. Интересно ли ей будет? Наверняка да. Поймет ли она восторг Манназа? Наверняка нет.

Мелисити к жизни доисторических людей относится как студенты-биологи к своим паукам: с брезгливой заинтересованностью. А прикосновения, поцелуи, объятия – все проявления архаичной привязанности, так свойственные их далеким предкам, воспринимает как забавные извращения. Манназ и сам был таким же когда-то.

Хотел бы он оставаться таким же.

Prueba de vida. Раньше для того, чтобы почувствовать себя живым, ему хватало разговоров с Мелисити. Она – самая смешливая, умная и целеустремленная девушка из всех, кого он знает. С того самого момента, как они впервые заговорили, единственное желание Манназа – стать к ней как можно ближе. Манназу до сих пор не верится, что Мелисити вышла за него замуж.

И если бы не то, что Манназ сегодня узнал о себе, о своих склонностях, он смело мог бы назвать себя самым счастливым парнем на земле.

Он смотрит на свою проклятую, благословенную, обожженную правую руку. Больше всего на свете сейчас ему хочется поделиться этим с Мелисити.

Он чертов конченый извращенец.

Он хочет дотронуться до собственной жены.

Часть II

11:30 утра, 13 мая 1118 года от Второго Пришествия. Суббота.

Дорогу домой Манназ не помнит. Он не с первого раза попадает ключом в замочную скважину и вваливается в квартиру, захлопнув дверь.

– Как прошел твой день, дорогой?

Мелисити белозубо улыбается ему. Сегодня на ней ярко-красное платье, а рыжие волосы собраны в высокую прическу.

Он любуется блеском ее зеленых переливчатых глаз и тянется навстречу. Хватает ее ладонь, закрывает глаза и… не чувствует ровным счетом ничего. Разочарованно вздыхает и наконец сдергивает с головы чертов обруч.

Вместо улыбчивой Мелисити перед его глазами предстает бежевая кукла-аватар классической модели. Рука Манназа все еще держит обтянутую силиконом ладонь, силясь вернуть то пугающе сильное чувство, которое возникло внутри сегодня утром, но – ничего.

Он морщится от безнадежной зелени [3] окружающих стен.

– Отбой до востребования.

Робот разворачивается и, мягко покачивая бедрами в складках юбки, утыканной датчиками для захвата движения, направляется в угол, где замирает.

Манназ знает, что, если надеть очки, инфернальный робот в углу коридора превратится в украшенный резьбой платяной шкаф.

Но сегодня ему не хочется надевать очки.

***

Босыми ногами Манназ шлепает в ванную. Поворачивает кран, снимает перчатки и долго смотрит на свои ладони. Ему кажется, что прикосновение к той девушке оставило на них клеймо, из-за которого любой, кто только бросит взгляд на Манназа, узнает, что он – не такой, как все. Грязный, испорченный.

Извращенец.

Но ничего такого нет. Обычные ладони студента-антрополога, которые никогда не знали физической работы. Манназ с удивлением понимает, что разочарован: о событии, которое перевернуло всю его жизнь, не напоминает ровным счетом ничего.

Он так и не решается поднести руки к воде: не хочет смывать с ладоней произошедшее. Потому просто закрывает кран и решительно поднимает глаза. Манназ впервые смотрит на свое отражение, не откорректированное очками виртуальной реальности.

Это страшно.

Он приближает лицо к стеклу и внимательно себя разглядывает. Коричневые волосы. Белая кожа. Поры совершенно отвратительные – в ретуши очков их не видно. Как и мерзких волосков, которые уже успели разукрасить подбородок после утреннего бритья.

Встроенная ретушь определенно льстила размеру его бицепса.

И голубизне глаз.

От идеального человека, которого Манназ обычно видел в зеркале, в отражении – лишь убогий каркас.

Он рассматривает невнятные глаза мышиного цвета, унылые губы, торчащие волосы и не может поверить в то, что когда-то люди смотрели на себя и на других вот так, без фильтров, все время.

Неудивительно, что предки были не очень-то счастливы. Какое уж тут счастье, когда каждый день видишь такой ужас. Но они хотя бы могли друг друга касаться.

Манназ выключает свет и выходит из ванной.

***

Гостиная, как и все прочие комнаты в доме, тонет в зелени. Манназ садится на невысокую тахту, вертит в руках обруч с очками и наушниками. Надевает его – и мир снова обретает цвет и звуки. Стены окрашиваются бежевым, тахта превращается в стильный черный диван. За окном идет дождь с грозой – любимое аудиовизуальное сопровождение Манназа.

На языке становится кисло.

Он падает спиной на диван, машет рукой, и на противоположную стену проецируется рабочий стол ПК. Некоторое время Манназ автоматически листает каналы: музыкальные конкурсы, поедание лапши на время, развенчание популярных мифов – все как всегда.

Шоу, которые обычно помогали отвлечься, на этот раз даже не задевают сознание.

Манназ ловит себя на том, что водит правой рукой по обивке тахты, вспоминая утреннее прикосновение. Но тахта, конечно, совсем не похожа на руку человека, и Манназ, сняв перчатки, трет ладони друг о друга, представляя, что касается кого-то. От того, что никаких больше прикосновений в его жизни не будет, хочется выть.

Ему нужно как-то отвлечься. Пришедшая в голову мысль кажется еще одним пунктом на дороге в один конец, на которую он ступил сегодня утром. Манназ воровато оглядывается, хотя точно знает, что один в квартире, не считая аватара Мелисити, но он сейчас выключен.

Дыхание тяжелеет, а кровь приливает к щекам. Преодолевая жгучий стыд, Манназ набирает в поисковике название фильма, и на экране возникает заставка: доисторические мужчина и женщина обнимают друг друга, а их губы – Манназ не может отвести взгляда от такого развратного зрелища – соприкасаются.