В глазах Мег сверкал веселый страх, когда фыркающий конь опустил наконец копыта на булыжники мостовой.

– Вы, сэр, с ума сошли! Вы обезумели! Жеребец убьет вас!

– Что вы готовы прозакладывать, мадам? Еще одну ночь изысканных наслаждений?

– Мои ночи не для того, чтоб держать на них пари, а вот ваша смерть станет верным закладом, если вы не спешитесь сию же секунду.

– Я взял за правило никогда не слезать ни с какого существа, которое оседлал, если сам не захочу.

Грянул оглушительный хохот, не уступавший пушечной пальбе. Мускулы жеребца конвульсивно задергались, с удил полетела пена, а четыре подкованных железом копыта отчаянно загремели по мостовой. Дав удерживал гнедого на самом краю, твердыми движениями рук и ног стараясь внушить животному уверенность: «Спокойно, мой храбрый друг! Все в порядке, Абдиэль. Доверься мне».

Жеребец несколько успокоился. Дав чувствовал, как он понемногу расслабляется, ощущал его состояние через поводья, через седло. Он подал знак конюху. Мальчишка подбежал и схватил удила, и Дав получил возможность соскочить с седла. Потянув за собой конюха, жеребец, скользя копытами, попятился – все в нем выглядело прекрасно, выгнутая шея, раздувающиеся ноздри, испуганный глаз.

– Можно подумать, что вы души не чаете в своем адском гнедом, – заметила Мег.

В голосе ее прозвучало некоторое сожаление и вместе с тем немыслимой силы решимость.

– Так как вы сами, мадам, разыскали для меня этого гнедого – не знаю уж, в аду ли, не в аду, – то, пожалуй, я и правда души в нем не чаю. Вы согласны, что проиграли пари? Я все еще жив.

– Какая жалость! – Мег подождала, пока напряженное молчание толпы не сгустилось. – Бульварные листки не смогут все же козырять вашим триумфом, сэр, потому как козыри по-прежнему у меня на руках. Мой костер производит жара больше, чем можно надеяться найти в вашей ледяной постели.

Все лица повернулись к нему, ожидая, что вот сейчас Дав нанесет смертельный удар.

Однако он отвесил поклон.

– В делах сердечных, мадам, леди всегда права. Если я не смог любить вас так, как вы того заслуживаете, то я совершил большую потерю. И позор для меня, что я сам давным-давно не избавился от столь неприглядного гардероба. Примите заверения в моем почтении, леди Грэнхем, равно как и в моей вечной признательности. – Он взял ее руку и поцеловал ей пальцы. – В том числе и за Абдиэля, хотя этот жеребец был чертовски близок к тому, чтобы сделать из меня всеобщее посмешище. .

Мег засмеялась. Дав же, оставив толпу в полном изумлении, широким шагом вошел в свой дом.

Две потери: и весь гардероб, и, что гораздо важнее, благосклонность дамы, которая ему отнюдь не безразлична. Еще одна потеря, и будет три. Ведь, кажется, говорят, что беда никогда не приходит одна, а Бог троицу любит.

Прихожая зияла пустотой – совершенно невероятно, но из прислуги здесь не осталось ни одного человека.

Ни души и в гостиной, и в столовой, и в его кабинете. В подвальном святилище повара и поварята продолжали спокойно работать, не ведая о возмутительных происшествиях в верхних покоях. Двух своих лакеев Дав обнаружил запертыми в буфетной дворецкого. Он не стал утруждать себя расспросами, а, освободив униженных и суетящихся лакеев из буфетной, пошел прямо в свою спальню.

Был ли он влюблен в Мег? Временами да, разумеется, считая такие чувства слабой стороной характера, но он никогда не испытывал желания вступать в сексуальные отношения по хладнокровному расчету, уж тем более в отношения, которые он предпочел бы скрыть от глаз большого света. Его репутация дала ему доступ вмир светских щеголей. Кроме подобного звания, у него не было больше ничего – ни титула, ни состояния, ни благородного происхождения, что могло бы послужить рекомендацией. Только несравненная леди Грэнхем могла давать ему покровительство, являясь его признанной любовницей. До сегодняшнего дня.

«Однако вы позволили своей дешевой потаскушке...»

Он догадывался, что найдет в своей спальне. Что ж, если дама такого свойства, пусть получит именно то, за чем явилась.

Дав поднял щеколду и открыл дверь.

И встал как вкопанный.

На стуле близ окнасидела девушка. Она вовсе не походила на потаскушку. Костлявое лицо в обрамлении французской соломенной шляпки раскраснелось и выражала тревожное ожидание, а некоторая его миловидность объяснялась только тем, что девушка слишком молода. Однако она казалась скорее раздраженной, чем напуганной. Как только он вошел в комнату, девушка сразу принялась рваться из пут – судя по . всему, своих же собственных лент, которыми и воспользовались для того, чтобы весьма сноровисто привязать ее к стулу.

Глаза девушки сузились, оценивая его, а затем взгляд ее переместился к кровати.

В изножье его большой кровати с балдахином стоял молодой человек, раскинув в стороны руки самым нелепым образом. Оба его запястья так же надежно привязали к столбикам балдахина шнурами от занавесей.

Длинноногий, длиннорукий, ладно сложенный молодой человек уставился на Дава с вызовом. Парик его гордо являл миру белые букли и косичку. Вывернутые плечи торчали, морща ткань синего камзола не по размеру. Край балдахина бросал тень на его сердитое, тонкой кости лицо, кожа которого, белая как мел, составляла поразительный контраст с неистово сверкавшими лазуритовыми глазами, под которыми залегли круги от усталости.

Прикрыв за собой дверь, Дав прислонился к ней и сложил руки на груди. Недавние дурные предчувствия представлялись сейчас смехотворными, однако аромат опасности продолжал витать в комнате вместе со слабым запахом дыма.

– Явление незваной особы женского пола – всегда радость для меня, – заговорил он, – подобно тому как газель есть радость для льва. Однако присутствие лакея, связанного, как заяц, кажется мне прискорбным излишеством.

Веснушчатый носик девушки порозовел.

– Моя хозяйка ни в чем не виновата, сэр, – говорил молодой человек легко, как человек образованный, и в голосе его слышалось нечто трудно поддающееся определению. – Она и так напугана. Не будете ли вы так любезны развязать ее?

– Зачем же? По ее виду не скажешь, что она напугана.

– В наши планы отнюдь не входило... – начал молодой человек.

– Входило в ваши планы или не входило, – прервал его Дав, – а всякая газель, по доброй воле войдя в логовище льва, оказывается не в самом выигрышном положении.

Французская шляпка склонилась, скрывая пудреные волосы девушки. Зеленые ленты перетягивали пальцы, здесь и там отмеченные следами швейной иглы. И не потаскушка, и не дама. Тем не менее Дав отвесил ей небольшой поклон.

– Мы должным образом не представились друг другу, мадам. Роберт Синклер Давенби, к вашим услугам, в широком кругу известен как просто Дав, тр есть «голубь».

– А в узком кругу? – Лакей сердито дергал свои путы. – Как зовут вас в узком кругу? Синклер или просто Син, то есть «грех»? Подходящее имечко для человека вашей репутации!