Теперь они делали вид, что изучают витрины. Пила по-прежнему была в руке испытателя. Стажер вернулся и вручил Матвею телефон. На связи был директор, теперь он хотел, чтобы Матвей проверил, не спускает ли унитаз воду по своей воле. Поколебавшись, Матвей попросил стажера побыть в зале. Стажер кивнул. Матвей устремился к коридору, ощутив спиной взгляды. Проходя мимо ямы с черной водой, Матвей заметил слабые пузыри на поверхности — насос выказывал недовольство.

Матвей зашел в туалет, и его сердце на миг сжалось. Увидев черный от грязи пол, он вспомнил, что не убирался здесь уже по меньшей мере месяц. Подойдя к унитазу, Матвей заглянул внутрь, спустил воду — все было в порядке. Разворачиваясь, он без всякой цели посмотрел под ноги.

Чернота пола была нарушена. Отпечатки двух ладоней он различил безошибочно, будто смотрел не на пол туалета, а на аллею чьей-то славы. Матвей вышел из туалета и быстро пошел по коридору. Выйдя в зал, он резко остановился.

Почти все юные посетители куда-то пропали. Не пропал только испытатель пилы и стажер, слегка сжавший кадык юного испытателя губками большого тяжелого болтореза. Пила по-прежнему была в руке испытателя и болталась из стороны в сторону вместе с рукой; сброшенный с полотна кожух лежал на полу. Лицо юного испытателя будто поменяли — теперь он словно мечтал снова стать эмбрионом и сгнить в утробе не родившись. Пальцы стажера слегка шевельнулись, и юный испытатель затрясся сильнее, принимая немой сигнал через прикусившее его горло железо. Потом его сжимающая пилу рука стала подниматься. Когда маленькая рука достала до груди стажера, стажер осторожно забрал пилу и положил болторез на пол. Юный испытатель дрожал и издавал какое-то мычание, по лицу текли слезы. Расставшись с болторезом, стажер на всякий случай проверил, как шумит пила вхолостую, ни с чем не соприкасаясь. Маленький моторчик зашумел, аккуратно связанные звенья замельтешили по миниатюрному полотну. Не выключая пилы, свободной рукой стажер потянулся к лицу юного испытателя, двойным крюком вытягивая указательный и средний пальцы. Матвей понял, что ему не интересно и он может двигаться; отвернувшись, он сел на корточки и изо всех сил придавил уши к голове; пила зажужжала тише, но затем раздался мычащий вопль, который был очень плох и в приглушенном виде. Пила то глохла, то вдохновенно распалялась; вопль менялся ежесекундно, как будто мальчуган боялся лишь одной вещи — кричать одинаково. Наконец пила затихла, издав напоследок победную трель; какой-то шальной пиксель лихо щелкнул в мозгу Матвея, подсказав, что именно сейчас нужно обернуться и узнать, что там сзади. Стажер стоял, опустив знатно поработавшую, если судить по обилию на полу и одежде стажера темно-бордового цвета, пилу, другой рукой он держал какую-то крайне интересную вещь и вдохновенно разглядывал ее. Юный испытатель, такой же бордовый, как пол под их ногами, стоял, растопырив руки; разделявшие их шаги не помешали Матвею заглянуть в его немо раскрытый рот, и пиксели бешеным косяком ринулись из головы в самый низ живота. К наказанному испытателю одновременно вернулись два дара: речи и ходьбы. Как-то кособоко мыча, наказанный юнец побежал к выходу, к такой же уродливой жизни, которой теперь хотелось дышать особенно сильно. Открыв дверь с пятой или шестой попытки, наказанный юнец побежал наверх, спотыкаясь на каждой ступеньке минимум по два раза.

Стажер заметил Матвея. Улыбнувшись, он убрал в карман вещь, отнятую у наказанного юнца. Матвей принялся аккуратно вставать, отрешенно ощущая задним умом, как много в нем самом бордового. Стажер сказал, что ему нужно отлучиться совсем ненадолго. Матвей машинально кивнул. Стажер положил пилу на место и направился к коридору. Пила тоже очень сильно изменилась, как и все вокруг.

Матвей медленно подошел к оставшейся на полу темно-бордовой кляксе, чтобы увидеть свое отражение. Клякса ничего ему не показала. Матвей побрел в сторону двери, не понимая, что ему больше хочется — выбраться или присесть отдохнуть. Видя, как неблизко дверь, Матвей выбрал второе и свернул к кассе, за которой его ждал любимый стул. В конце зала, где уже никого не было, зазвонил рабочий телефон. Слушая его трели, Матвей вынул из кармана свой собственный и тугими пальцами стал что-то набирать в поисковой строке. Само собой набралось слово «пол», Матвей стал листать картинки с полами, не видя ни одного похожего на их теперешний. Из конца зала послышались шаги.

Наверху хлопнула дверь, по лестнице тоже кто-то двигался, только не шел, а бежал, перескакивая через ступеньки и спотыкаясь. Матвей поднял голову; в следующий миг в зал влетел мужчина средних лет, в камуфляжном, но вряд ли служебном костюме и с перекосившимся лицом. Матвей сразу понял, что это был отец юного испытателя. Мужчина повернулся к нему; Матвей решил, что тому все равно, над кем вершить суд. Шаги донеслись уже из середины зала, и мужчина с перекосившимся лицом забыл про Матвея, а потоми увидел идущего. Матвей тоже обернулся. К ним шел стажер, все еще с бордовыми пятнами на лице и руках, но уже совсем без одежды и босиком. Губы раздвигались с каждым шагом все сильнее, меняя лицо стажера на совсем другое. Без одежды он походил на античное божество, вычеркнутое из всех мифов и летописей от греха подальше. Стажер смотрел на мужчину почерневшими глазами и шел все быстрее.

Мужчина точно понял, что перед ним обидчик его сына, но жажда мести сползала с его лица быстро и уверенно. В тот момент, когда Матвей разглядел в глазах мужчины страстное желание развернуться и скорее уйти, стажер подбежал к кассе и прыгнул вперед, изогнувшись ломаной дугой и вытянув руки со скрюченными пальцами. Матвей не сумел отвернуться и от начала до конца увидел, как пальцы обеих рук схватили нижнюю губу мужчины, как изогнутое тело стажера резко рванулось вниз, как дрогнули устои и как вся кожа мужчины от губ до кадыка отклеилась от спрятанной под ней красноты и единым лоскутом съехала вниз, следом за содравшими ее руками. Обнаженный стажер лежал на полу, держа содранную кожу высоко над головой будто отвергнутую всем остальным людским родом единственно верную страницу писания. Мужчина в камуфлированной, но уже не камуфляжной форме стоял, окропляя и оторванную страницу и всего стажера длинными бурыми каплями; потом глаза его спрятались внутрь черепной коробки, и он нелепо опрокинулся на бок, не издав ни звука. Колокол качнулся в голове Матвея и разбился вдребезги о стенку черепа, оставив длинную кривую