препятствий к тому, чтобы английский народ, как уважающий торговлю, не нашёл общего с теми кто заправляет в Порте, а именно — с торговцами.

Общую картину премьер-министр Англии видел так: Оттоманская Порта в сути своей государство специально созданное торговцами для торговли. Во главе стоит Султан. Хранитель Веры и Порядка. Вера и устанавливаемый с её помощью порядок очень удобны для торговли. Ислам гораздо лучше относится к этому благородному делу чем то же христианство. Неудивительно с какой скоростью он распространился! Если ещё припомнить все известные случаи «открытых ворот городов» при подходе нужного войска, то картина складывается совершенно ясно. Личность султана принципиального значения не имеет, их и выращивают как салат на ферме. Кто-нибудь да станет, прочих душить как котят и в воду. Нужен ведь один, а не толпа! Солдат тоже выращивают! Отбирают детей и воспитывают в нужном направлении. Это ли не очередное доказательство, думал Питт, что всё устроили местные богачи? Торговые пути в их руках, кратчайший путь в Индию, в Персию, важнейшая часть Шёлкового пути, выход в Европу как морем, так и через Дунай. В их руках огромное население с многочисленными ремесленниками. В их руках… всё! Для буйных есть войско, войны и справедливый суд. А где же знать? Часть, ясное дело, в религии. Охрана Веры есть охрана сложившегося устройства, где есть храмы и служители. Но где османская знать в европейском понимании?

Открыв, как ему казалось, для себя Порту, Питт всерьёз задумался о тесном союзе с Османами, отправляя посольство за посольством с довольно интересными наставлениями. Увы! Как и везде в мире, как в Америке, Индии и прочих местах, англичане столкнулись с ненавистными французами. Столкнуть их не удалось. Оказалось, что прекрасная Франция незаметно пустила крепкие корни при Оттоманском дворе.

Раздраженный Питт вновь задумался. Применив свой излюбленный метод для умственной стимуляции, а именно «ящик бренди, полтора фунта лучшего табаку и запереться на три дня», метод, который он совершенно серьёзно собирался запатентовать, к исходу третьего дня Уильям едва не поймал удар. Ошеломленный джентльмен вдруг осознал, что мудрость Соломона не пустые слова, и под Солнцем действительно не столь много нового. Иными словами, до него дошло, что французы пришли к аналогичным с его выводам несколько раньше, примерно за сто лет, в эпоху Ришельё и Мазарини, если не при короле Франциске.

Отдышавшись, джентльмен, чьё упрямство могло составить конкуренцию любому ослу на сто миль от Лондона, продолжил свои исследования, потребовав ещё ящик бренди. Он смог заглянуть ещё глубже в тайны европейской политики, где обнаружил, что и испанцы после Лепанто на турок чихать хотели, и вообще увлеклись совсем иными делами, хотя за пару десятилетий до этого колотили в набат по всему континенту. Такого оскорбления своему интеллекту англичанин простить не мог, но дело превыше всего и он заказал третий ящик средства столь хорошо помогающего ему думать. Неизвестно какие еще открытия уступили перед столь пытливым умом, но доложили королю, который срочно вызвал своего премьер-министра по какому-то вопросу, чем, вероятно, спас государство от неминуемой тяжёлой утраты. На то он и король!

* * *

Султан Махмуд Второй, правивший с 1808 года, был одним из умнейших людей своего времени. Во всяком случае, таково было единодушное мнение у всех послов европейских держав в Константинополе. Не только у них — султан любил беседовать с европейцами путешественниками, когда их заносило в древний город. Он умел слушать и умел говорить.

Ничуть не стесняясь собственного окружения, Махмуд хвалил Европу, её порядки, устроенность и обычаи. Неплохо бы всё это перенять, мечтал султан к ужасу и отвращению сторонников старины. Вслух возмущаться боялись, ведь этот ценитель неверных получил власть путем переворота, а укрепил её методами старыми как мир. Предыдущий султан, его родной брат, был казнён со множеством менее важных людей при первой возможности, предоставленной вечно буйным янычарским корпусом. И правильно сделал, решили на городских улицах. Зачем такому слюнтяю, не озаботившемуся тем, чтобы самому казнить брата власть? Он недостоин быть султаном, ясное дело. Организатор переворота, паша по прозвищу Байрактар, потребовал было от нового султана того же, что и от предыдущего — назначить его генералиссимусом, но вскоре сгорел живьём со всей семьёй в собственном доме при волнении янычар.

Махмуд ликовал. Судьба, впрочем, казалось исчерпала отпущенный ему запас удачи и далее не слишком благоприятствовала порывам.

В наследство он получил войну с Россией. Войско Белого Царя являлось серьезной проблемой примерно с полвека. Да, во главе неверных уже не было Сувар-паши, столь грозного на поле брани и совершенно безжалостного в победных реляциях, но были другие, не менее опытные и опасные полководцы. Война была проиграна, несмотря на пламенную письменную поддержку их Парижа самого Наполеона. Ах, если бы письма умели стрелять!

Южное направление несло опасность ещё более серьёзную. На Аравийском полуострове утвердилось и уверенно себя чувствовало государство ваххабитов. Мало того, что они объявили султана (ещё его отца) лжехалифом, мало того, что оторвали себе часть торговых путей, так они ещё завоевали (по их мнению отвоевали) Мекку и Медину, а всех паломников обложили налогом. Решив, что и этого недостаточно для истинной Веры, они попросту запретили совершать хадж всем подданным лжехалифа, а караваны непонятливых грабили.

Соседний Египет раздражал не намного меньше. Формально он оставался в составе империи, но по факту стал независимым. Мохаммед Али Египетский превратил свой пашалык в личное государство. До глубины души впечатленный Бонапартом, который однажды разбудил местное сонное царство высадившись с войском и разгромив мамелюков, Мохаммед и себе возжелал иметь таких же красивых солдатиков, умеющих крутиться во всё стороны как будто один человек. Французы и англичане согласились помочь. Правда они дрались тогда между собой не на жизнь, а на смерть, но египетскому паше это не мешало.

Султан Махмуд, как человек учёный и способный считать до двух, направил паше фирман с приказом разгромить Саудитов. Тому и самому хотелось повоевать, так что приказ был в точности исполнен и приличия соблюдены. Ваххабиты сопротивлялись отчаянно, но потерпели поражение. Разорив их города с присущей межрелигиозным войнам человечностью, Мохаммед подвёл итоги и опечалился — он был разорен. Недолго думая, египетский паша обложил поборами всё тех же несчастных паломников, а войско вывел с полуострова. Логично, что там наступил хаос. Не менее логично и то, что завершился он воссозданием государства