Обычно в конце октября на пляже еще многоотдыхающих, но в этом году осень прохладная, и поэтому пляж почти пустынен. Нодело еще и в том, что летом Черное море очень спокойно, будто оно — огромнаяванна, специально созданная для купаний, но в сентябре — октябре (а особеннозимой!) начинает волноваться и штормить так, что гнет железные столбы иразбивает в крошку бетонные причалы. В основном только местные жители знают,что прибрежную зону ремонтируют к каждому курортному сезону. Но к лету море сновауспокаивается, приглашая отдыхающих полюбоваться лунной дорожкой, насладитьсяшорохом волн и пропитаться полезным йодом и солью.

«В этом году бархатный сезон прошел оченьбыстро», — подумала я, глядя на море. Кстати, выражение «бархатный сезон»появилось в прошлом веке. Раньше богатые люди приезжали на море не купаться изагорать, а гулять, дышать целебным воздухом. Оздоравливаться они предпочиталине летом, а весной. Дамы надевали на прогулки платья из бархата — поэтому сезони носит название «бархатный». Правда, в наше время так называют отдых всентябре — октябре, а не весенний.

Я зашла обратно в купе и с изумлением отметила,что попутчица сидит в той же позе, что была, когда я выходила минуту назад, ноуже в другой одежде — в спортивных штанах, майке, домашних тапочках.

«Когда она успела переодеться? —поразилась я. — Она же дверь не закрывала! И вообще, в окне отражалось купеза моей спиной, и я не заметила, чтобы женщина переодевалась. Мистика какая-то.Или я задумалась и поэтому ничего не заметила?..»

Я села на полку и с неким подозрениемвзглянула на попутчицу. Это была женщина средних лет со смуглой кожей,распущенными длинными черными волосами, черными глазами… Черные брови быливыщипаны таким образом, что создавалось впечатление, будто она горделиво ихвскинула. На пальцах — крупные золотые перстни.

«В принципе ничего особенного», —подумала я, но ощущение дискомфорта все-таки осталось.

Я перевела взгляд за окно и смотрела в негодовольно долго. Постепенно море скрылось за горами; сами горы стали мельчать иотдаляться. Теперь поезд ехал по равнине. Кипарисы и пальмы здесь уже не росли.Их сменили тополя.

Через два часа стемнело. Я услышала какой-тошорох и будто очнулась. Оказывается, это попутчица вытаскивала из пакета еду.

— Угощайся, — вдруг доброжелательносказала она. Это была первая ее фраза, произнесенная с того момента, как мывыехали из Лимонного.

— Спасибо, я не голодна, — покривилая душой. Я уже успела проголодаться, но решила потерпеть, потому что,во-первых, мне было неудобно принимать еду от незнакомого человека, аво-вторых, я испытывала перед этой женщиной некий трепет. Сама не знаю почему.

Она посмотрела на меня испытующе и пожалаплечами: мол, не хочешь, как хочешь.

В купе заглянула проводница и любезнопоинтересовалась:

— Вам чего-нибудь принести?

— Чаю, будьте добры, — отозваласьпопутчица.

— Мне тоже, — сказала я.

Проводница кивнула и через минуту принеслачай.

Женщина ела, а я, чтобы не смущать ее, взяладетектив, который прихватила из дома, и начала читать.

— Сейчас будет остановка, —неожиданно произнесла попутчица.

Я оторвалась от книги.

— Ну и что? — только и нашла я чтоответить. — Вы хотите выйти на свежий воздух и чтобы я последила за вашимивещами?

Она отложила бутерброд, пристально посмотрелана меня и покачала головой:

— Нет. Я хочу, чтобы вышла ты, — этобыло сказано каким-то особенным тоном.

У меня внутри неприятно похолодело.

— Что вы имеете в виду?

Женщина резко подалась вперед и всмотреласьмне в глаза.

— Не езжай, куда едешь! Выйди наближайшей станции и возвращайся домой.

Мне захотелось вжаться в стену, лишь бы бытьподальше от попутчицы.

От неожиданности я не могла вымолвить нислова. Я испытала жуткий страх перед этой особой.

— Зачем это — возвращаться? — все жесказала я.

— Затем, что поездка ничего хорошего тебене принесет.

— А вы откуда знаете? —автоматически спросила я, хотя не собиралась вступать с ней в диалог. Большевсего я мечтала о том, чтобы выбежать из купе, закрыть дверь и не видеть этутетку — очень уж неприятно она на меня действовала. От нее ощутимо веяло чем-томощным, подавляющим и необъяснимым. — Откуда знаете, что не принесет?

— Я много чего знаю… — таинственнопроизнесла она и бесшумно отпила чай.

— Откуда?

— Оттуда. — Женщина сделаланепонятный широкий жест рукой и, откусив кусок от душистого красного яблока,утвердительно сказала: — Ты мне не веришь.

Я промолчала. Сделала глоток чая и непочувствовала его вкуса.

— Ну хорошо, — кивнула она,тщательно пережевывая яблоко. — Тогда я скажу то, что заставит тебя поверитьмоим словам. Не так давно, летом, ты успела побывать в шкуре и удава, икролика. Я права?

— Вы это о чем? — отстраненнопробормотала я, помимо воли погружаясь в воспоминания. — Какие удавы?Какие кролики? Вы что-то путаете. Я вас не понимаю.

— Прекрасно понимаешь! Не езжай, Полина,куда едешь, если слезы лить не хочешь.

— Откуда вы знаете мое имя?! — Яподскочила на месте и чуть не ударилась головой о верхнюю полку. Внутри всеклокотало. — А-а! Вы слышали, как ко мне мама обращалась? Или паспортсмотрели? — Я кивнула на паспорт, лежащий на столике. Я забыла его убратьпосле того, как проводница удостоверилась в моей личности.

— Мне не нужно подслушивать, чтобы что-тоузнать, — промолвила женщина и едва заметно улыбнулась.

— Вы мне не нравитесь, — напрямуюзаявила я. — Я не просила вас гадать. И вообще, у меня мама этим занимается.Если бы меня в поездке что-то такое ожидало, она сказала бы.

— А она не гадала перед поездкой, —снова пожала плечами попутчица и пристально всмотрелась мне в глаза.

«Действительно, мама не гадала», —вспомнила я. И от этого мне сделалось еще неуютней.

Хоть черноволосая женщина и угадала этот факт,но я не прониклась к ней доверием. Я не люблю, когда без спросу лезут в моюжизнь. Когда говорят мне то, о чем я не прошу.

Поэтому я легла на полку и отвернулась кстене, давая понять, что не настроена на разговор.

Попутчица загремела пустым стаканом, зашуршалабумагой из-под бутербродов и сказала:

— Зря ты, Полина, так реагируешь. Я жетолько добра тебе желаю.

Я повернулась к ней.

— Что вам от меня надо? Как я ужесказала, моя мама тоже фанатка всего мистического. И она говорит, что ни одинуважающий себя колдун не будет давать советы, если его об этом не попросят.