Брюнетка просверлила меня взглядом.

— Твоя мама права. Но иногда колдуны отправил отступают.

— А что заставило отступить вас? —это я спросила уже с интересом, без вызова.

— Добрая ты, — сказалагадалка. — Душа у тебя чистая. Чистая, как у дельфина.

Меня пробрала дрожь. Теперь я была точноуверена, что у попутчицы какой-то дар, ведь я всегда сравнивала себя сдельфином, я просто обожаю этих животных. И я уверена, попутчица знала, что этафраза подействует на меня должным образом.

Не успела я ничего ответить, как она досталаоткуда-то шнурок, на котором висел заостренный книзу камень, и зажала егобольшим и указательным пальцами.

— Смотри, — произнеслаженщина, — это маятник. Если будет качаться горизонтально — это значит ответ«да», если кругами — это значит «нет». Скажи, маятник, стоит ли Полине ехатьтуда, куда она сейчас едет?

Маятник постоял на месте, будто раздумывая надответом, и вдруг закачался кругами. Он выписывал такие широкие круги, что япритихла, как мышь.

— Вы это нарочно, — набралась ясмелости. — Специально качаете! И поезд качается! Я не верю!

Я пыталась поймать гадалку на лжи, нопрекрасно видела, что ее рука была неподвижна, да и маятник даже из-за движенияпоезда не может качаться так сильно.

Меня взбесило, что мне дают ненужные советы.Лезут в мою жизнь. Я вновь отвернулась к стене, на этот раз приказав себе неповорачиваться к женщине.

Про маятник я тоже слышала от мамы, к тому жемама сама часто им пользуется. Говорит, что он никогда не врет и заставитьврать его нельзя.

— Ладно, извини, если что-то сделала нетак… — сказала попутчица. После этого открыла дверь и куда-то ушла.Наверное, выбросить мусор и вернуть проводнице стакан.

Когда я осталась одна, стала вспоминатьразговор. Обычно гадалки действуют по принципу внезапности — подлетают на улицеи начинают быстро-быстро тараторить, перескакивая с одной темы на другую, аздесь все произошло не по стандартному сценарию. Мне гадали в купе. Поедая приэтом бутерброды и хрустя яблоком… Гадание происходило как будто между прочим.

Но главное то, что эта женщина, даже имякоторой я не знаю, оказалась стопроцентно права насчет удавов, кроликов, да инасчет дельфина тоже.

— И кто ее просил портить мненастроение… — сказала я самой себе и не заметила, как уснула.

Мне снились летние события…

Вот я смотрю в бинокль на смуглоготемноволосого парня, лежащего на пляже под зонтом. Потом я как бы увидела себясо стороны: я стою на спасательной вышке у ограды, держу перед глазами бинокльи смотрю… известно куда — на того самого парня.

Я видела скорее даже не сон, а фильм обо мне иМарате, Фулате и Ване, об Артеме и Кате… Обо всех, кто как-то повлиял на то,что случилось летом.

А что случилось летом? Летом я нашла друга.Настоящего друга, без которого уже не представляю своего существования. Также яне представляю, как существовала без него раньше.

Но чтобы мой рассказ был более понятен, стоитсообщить о том, что летом я работаю спасателем. В мои обязанности входитобозревать в бинокль участок пляжа, прикрепленный к спасательной вышке № 5, иоказывать помощь людям, попавшим в какую-то беду. У некоторых случаютсясолнечные удары, кто-то тонет, другие приходят за медикаментами. Я работаладобросовестно, качественно, с душой. А потом на пляже появился он. И все. Япропала. Мой бинокль с утра до вечера сам собой направлялся в его сторону, рукиавтоматически подстраивали резкость на зонте, под которым он лежал. Я работалатак же хорошо, как и прежде, но теперь совмещала работу с личнымипереживаниями.

Чуть позже выяснилось, что этот парень тожеработает на пляже, в прокате плавсредств. Он сдавал в аренду отдыхающимнадувные матрасы, катамараны, катал желающих на «банане» — длинной оранжевой«сардельке», которую тянет гидроцикл или катерок.

Для себя я окрестила его катамаранщиком.

Я наблюдала за ним в бинокль около месяца. Всемои мысли были заняты его образом. Я смотрела на него издалека, восхищалась им,благодарила бога за то, что этот человек существует на земле, но у меня почему-тоне возникало мысли подойти к нему, познакомиться. Я просто радовалась, что онесть.

Возможно, я все лето смотрела бы на него вбинокль и даже не узнала бы, как его зовут, если бы однажды судьба не вправиламне мозги и не столкнула нас в очереди за коктейлем. С тех пор мы не можемпредставить свою жизнь друг без друга.

О, сколько событий произошло за июль и август,подаренные нам все той же судьбой! Мы провели это время как во сне…

Целыми днями обменивались эсэмэсками(отправили их сотни! тысячи!), смотрели друг на друга: я на него — с вышки, онна меня — из-под зонта, вечером после работы встречались и гуляли. Но дажеэтого времени нам было мало. И я, и он каждую ночь мечтали, чтобы поскореенаступило утро и мы снова увиделись бы. Мы не могли насытиться общением. Этобыло очень похоже на какую-то болезнь, помешательство, мы болели друг другом…

Задолго до нашего знакомства я случайнообнаружила пляж за крутыми скалами и скользкими валунами, покрытымиводорослями. Пляж был раем на земле — чистый песок, пальмы, родник… И что самоеважное — на пляже не было ни души! Понаблюдав некоторое время за ним, я поняла,что о его существовании никто не знает. Да и кто обнаружил бы его, если вокруглежат валуны и с трех сторон находятся скалы… Так пляж стал моим. Я искренневерила, что он только мой. Конечно, вполне может быть, что его нашел кто-тоеще, и мы с этим человеком просто не пересекались, но я ни разу не замечаласледов других людей и поэтому думала, что пляж действительно мой собственный.

Каждый вечер после работы я приходила на этотпляж, лежала на песке, смотрела в небо, слушала шелест пальмовых листьев,журчание родника, шуршание волн о песок и думала о катамаранщике. Вспоминалаего черные вьющиеся волосы, загорелую кожу, синие плавки, которые красиво с нейсочетались… Он казался мне совершенством.

Потом, когда мы познакомились, я узнала, чтоего зовут Марат. Наше первое свидание состоялось на моем пляже. Этот пляж былмоей тайной, и этой тайной я захотела поделиться с Маратом, показать ему самоеценное, что у меня есть. И показала. Марат пришел в восторг. Так пляж из«моего» превратился в «наш».

На пляже Марат пел мне песни под гитару, мысидели у костра, пекли картошку, и нам казалось, что в этом и заключаетсясчастье.

Я вела себя при нем так, как не вела ни приком и никогда. Чувствовала себя открыто, просто необыкновенно!

Когда я смотрела на Марата, перебирающегоструны гитары и освещенного светом костра, мою душу переполняли чувства,которым я даже названия подобрать не могу. Нежность, свет, свобода,умиротворение — все не то. Нет такого слова, которое полностью охарактеризовалобы мое состояние. Наверное, это нормально, ведь нельзя все описать словами —есть вещи, которые можно лишь почувствовать. Душа не признает слов. Она живеттолько чувствами, которым нет названия. Слова — это земное. А душа к земному неотносится.