Тут Кларе стало себя жалко, – так жалко, что даже какая-то жгучая влажная пленка заволокла ей глаза. Машина воспользовалась ее слабостью и, перестав повиноваться, рванулась вправо, на обочину, сразу за которой темнел глубокий обрыв. Быстро взяв себя в руки, Клара резко затормозила, чиркнув передним колесом о полосатый столбик над самым обрывом. «Ситроен» вздрогнул, фыркнул и остановился.

«Ладно, поплакали и хватит!» – громко сказала себе Клара и, утирая слезы рукавом, вывела машину обратно на дорогу. Стряхнув с души обиды, она огляделась вокруг и заметила, что строй придорожных фонарей остался далеко позади, так что вырубленное в скалах ущелье шоссе освещалось на этом отрезке только фарами проходящих машин.

Поначалу все шло хорошо, но на первом же крутом спуске «Ситроэн» опять начало заносить вправо, хоть на этот раз глаза у Клары были сухие. Значит, дело было не в ней, а в каких-то объективных внешних обстоятельствах, которые необходимо было срочно выяснить. Она неохотно вырулила обратно на обочину, за которой на этот раз вместо уходящего вниз обрыва вздымалась круто взлетающая к небу стена, и, поеживаясь от холода, вышла на шоссе.

Одного взгляда было достаточно, чтобы подтвердилось самое неприятное подозрение Клары – села правая задняя шина. Выхода не было: проклятое колесо нужно было менять, а она понятия не имела, как это делается. Хотя Клара водила машину уже добрых двадцать лет, она умудрилась никогда в жизни ничего ни в одной своей машине не чинить – в любой поездке с нею всегда были мужчины, готовые чинить, смазывать, менять колеса, лишь бы ей угодить. Но сегодня она была одна и могла полагаться только на себя.

Она открыла багажник и в свете маленького его фонарика поглядела на часы – кошмар, было уже двадцать минут первого! Не мудрено, что шоссе совсем опустело. От Иерусалима она отъехала километров на двадцать, до Тель-Авива оставалось не меньше сорока. Конечно, можно было вызвать буксир, но для этого нужно было добраться до телефона, до которого пришлось бы долго плестись вверх и вниз по крутому склону, да еще на высоких каблуках. Нет, уж лучше менять колесо – по крайней мере, в случае чего можно забраться в машину и запереть все двери.

Пока Клара, с трудом удерживаясь, чтобы не разреветься в голос, неумело выволакивала из глубины багажника тяжелую железную штуку со смешным названием «домкрат», в голову ей лезли всякие бабские рассказы о несчастных случаях, происшедших с другими женщинами на ночных дорогах. За это время две-три машины прошуршали мимо, даже не притормозив, хотя Клара отчаянно махала им из темноты. Тогда она решила больше не тратить время попусту, а сосредоточиться на нелегкой задаче подгонки домкрата под низкий бок автомобиля.

Неясно, сколько времени прошло, пока Клара, вся перепачкавшись неизвестно откуда сочащейся липкой черной слизью, начала, наконец, медленно приподнимать домкратом правое крыло «Ситроена». Она с таким остервенением пыталась укротить упорно рвущийся из рук аппарат, что не заметила, как у обочины за ее спиной притормозила большая машина неразличимого в темноте цвета. И только когда вежливый иностранный голос спросил по-английски, не нуждается ли она в помощи, она вздрогнула от неожиданности и испуганно обернулась. Глаза ее, утомленные напряжением и поздним часом, не сразу разглядели бледное пятно лица, маячившее во тьме, сгустившейся за рассеянным светом подфарников чужой машины.

Конечно, Клара нуждалась в помощи, еще как нуждалась! Однако прежде, чем ответить, она успела мысленно пробежать по всем опасным сценариям, притаившимся у нее в подсознании. Кто знает, стоит ли принимать помощь от незнакомого человека, – небось, все те несчастные женщины, с которыми случались неприятности на ночных шоссе, тоже думали, что они нуждаются в помощи. С другой стороны, предположим, она проявит благоразумие и отвергнет предложение незнакомца помочь ей, – что помешает ему изнасиловать и убить ее в этом темном пустынном ущелье, если он что-то такое замышляет? А раз так, то не лучше ли рискнуть и воспользоваться его любезностью, – возможно ведь, что он просто хорошо воспитан и считает своим рыцарским долгом остановить машину при виде одинокой женщины в беде? Тем более, что голос неразличимого в темноте лица звучал явно по-европейски, а Клара была воспитана на глубоком уважении к старой европейской традиции, в которой женщины гордились своей слабостью.

Потому она без всякого сожаления отпустила ручку домкрата, выпрямилась и, поблагодарив незнакомца на своем вполне хорошем английском, призналась, что она будет рада, если он поможет ей управиться с этим так некстати осевшим колесом. Бледный овал лица качнулся вглубь машины, дверца открылась и тут же закрылась с легким стуком, выпустив в освещенный подфарниками желтоватый полукруг высокого седого мужчину, который все же показался Кларе молодым несмотря на седину.

Рука Клары автоматически рванулась пригладить прическу, растрепавшуюся во время непосильной возни с дурацким домкратом, и она на миг увидела себя со стороны, – волосы взлохмачены, помада наполовину стерлась, один чулок перекрутился, юбка сбилась набок. Пока она лихорадочно пыталась хоть как-то привести себя в порядок, высокий мужчина, не глядя на нее, подошел к «Ситроену», без усилия опустился на корточки и пробежал ловкими пальцами по краю дефектного колеса.

– Да, вы правы, колесо необходимо поменять, – сказал он, распрямляясь с той же легкостью, с какой раньше присел, и потрогал домкрат носком ботинка. – Но я вижу, вы уже почти справились без меня.

Клару просто в дрожь бросило при мысли о том, что он сейчас поверит в ее способность управиться с колесом без его помощи и уедет. И она опять останется на темном шоссе наедине с непокорным домкратом.

– Нет, нет, – торопливо заговорила она. – Я никак не могу сдвинуть с места эту ручку. Она каждый раз проворачивается, вырывается из рук и возвращается обратно.

В подтверждение своих слов она предложила ему для обозрения свои нежные ладони, красоте которых она отлично знала цену – пальцы у нее, хоть и перепачканные сажей, были длинные и гибкие, как ноги балерины. Незнакомец приподнял ее ладони обеими руками, поднес к свету и согласился:

– Конечно, эта грубая работа не для ваших рук.

Он бережно опустил ее руки, – не уронил, а осторожно опустил, – внимательно вгляделся ей в глаза и, видимо, догадавшись о ее страхах, с улыбкой сбросил свой пиджак на капот «Ситроена»:

– Не волнуйтесь, через десять минут все будет в полном порядке.

И добавил, снова опускаясь на корточки перед колесом:

– Меня зовут Ян Войтек, я из Чехословакии.

Английский у него был приличный, но напряженный, с несильным щелкающим акцентом, который немного напоминал Кларе ее собственный.

– Вы – турист? – спросила она, зачарованно наблюдая, как Ян Войтек умело орудует гаечным ключом. Меньше, чем за десять минут он отвинтил последнюю гайку и аккуратно положил ее вместе с остальными в перевернутый колпак колеса.

– Нет, я тут на пару месяцев по приглашению Музея диаспоры. Роюсь в старых документах.

Он легко поднялся с корточек, наклонился над багажником, намереваясь вытащить запаску, но вдруг опустил протянутую было руку и присвистнул: