— Как угодно. Вы не достойны говорить с регентом, архонт. Слишком низко стоите. Слишком ничтожны. — Собеседница специально выделила последнее слово.

— Видимо, не настолько ничтожна, раз её посланница почтила меня своим присутствием.

— Дом Серас мог бы уничтожить вашу маленькую сепаратистскую империю даже без участия и согласия прочих заинтересованных сторон. Но не сделал этого, соблюдая прежние договорённости. Теперь они аннулированы, а вы подлежите пересмотру и приговорены к смерти.

Значит, перед ней не тайная посланница, а палач. Что ж, этого следовало ожидать.

— Кто вы такая? — спросила Перро, но тут же одумалась.

Какая разница, если эта воительница всё равно убьёт её?

— Орэ ва хитокири, — зловеще ответила тьма.

Если бы Перро знала доминионцев чуть хуже, она решила бы, что хитокири просто глупа, раз явилась сюда одна. Но за ней стояла невообразимая мощь целого государства, и, что ещё важнее, эта женщина демонстрировала ей свою решимость. Она ничего не боится, и ничто не может ей угрожать.

Но как она попала сюда? Что с охраной? Стража ждала внизу, все солдаты были хорошо вооружены и получали щедрую плату. Архонт сделала всё, чтобы не дать агентами Доминиона подкупить их.

В том что, перед ней стоит именно хитокири, Ксандрия не сомневалась ни секунды. Если бы за её головой прислали одну из синоби, Перро умерла бы, даже не проснувшись. Хитокири действовали по-другому, более прямолинейно. Значит, её ждёт показательная криптия.

Возможно, вся стража уже перебита.

— В последнее время я редко покидаю границы своей страны, — продолжала хитокири. — Я могла бы послать одного из слуг убить вас, но решила сделать это сама. Такие дела не стоит доверять посторонним.

— Чувствую себя польщённой.

— Как вам будет угодно. Встаньте, архонт. — Голос стал до того холодным, что казался нечеловеческим. — Раз я смогла попасть сюда, то вы уже мертвы. И никто не в силах это изменить.

Перро села, держа в опущенной руке оружие, которое так и не сняла с предохранителя. Тяжесть оружия успокаивала.

— Я хочу отодвинуть штору, — предупредила она.

Хитокири кивнула.

Предрассветный час отмерял свет довольно скупо, но архонту удалось рассмотреть произведение искусства, которое представлял собой роботизированный экзоскелет. Широкие плечи покрывал плащ, поверх которого была наброшена шкура белого тигра; когтистая лапа свисала до середины бедра. Хитокири стояла, скрестив руки на груди; метаклинок был закреплён на левом предплечье. Шлем она не надела — он висел на магнитной пластине пояса. Заплетённые в дредлоки волосы переброшены через плечо.

Длинные волосы были старой традицией — архонт слышала, будто бы воительницам из знатных Домов Доминиона было запрещено стричь их после обряда инициации. Их могли обрезать лишь в наказание за какой-то серьёзный проступок, проваленную миссию или проигрыш в поединке чести. Появиться на людях без дредлоков — страшнее позора нельзя было вообразить.

У этой воительницы волосы ниспадали до талии. Она из числа тех, кому были ведомы лишь победы. По крайней мере, Перро падёт от руки одной из лучших. Самые опасные люди — те, кто никогда не ошибался.

Лицо хитокири избороздили шрамы — ритуальные, утверждающие статус воительницы, и другие, полученные во время жестоких дуэлей или в сражениях. Многие конфедераты считали шрамы уродливыми, но Перро понимала эту традицию. Шрамы не были свидетельством поражения или наградой за победу, но не были они и уродством, неизбежным следствием войны. Шрамы лишь говорили о том, что воительница встречала своих врагов лицом к лицу. Шрамы были частью исцеления, отличительным знаком, полученным в настоящем храме войны — в сражении.

Что может быть красноречивее шрамов — шрамов от ран, которые не сумели её убить?

— Я хочу узнать ваше имя, хитокири, — сказала архонт.

— Моё имя во время этого военного паломничества — Сато Сакура из клана Серас, — последовал ответ.

Каждый воин, совершающий паломничество, мог выбрать, называть своё настоящее имя или же остаться неузнанным, скрыть имя своего рода, титулы, былые подвиги, свершения и заслуги. Фамилия Сато стала почти обязательным атрибутом анонимности — она оставалась самой распространённой в Доминионе.

— Ваше настоящее имя.

— Вы уже узнали моё имя, архонт. Теперь встаньте и умрите, как подобает благородной даме. Это последняя милость, которую я могу вам оказать.

— Послушайте…

— Время переговоров закончилось, — прервала её Сато. — Вердикт оглашён, нам больше не о чем говорить.

— У вас нет права судить меня. Я не принадлежу к числу ваших лакеев.

— И всё же я здесь.

— Если вы думаете, что я буду молить вас о пощаде, то ошибаетесь, хитокири Сато. — Перро гордо вскинула голову. — Я не унижу себя подобным.

— Сильные слова! Наконец-то со мной говорит архонт Конфедерации. Иного я от вас и не ожидала.

— Уходите, хитокири. Уходите, пока не случилось ничего такого, о чём вы пожалеете.

Сато похлопала рукой по шлему.

— Уже произошло.

Только тогда Ксандрия поняла, что на поясе у воительницы висел не шлем.

— По пути сюда я встретила вашего сына. — сказала Сато. — Можете попрощаться со своим сыном.

Хитокири едва заметно шевельнулась. Брошенная умелой рукой голова покатилась по ковру, оставляя за собой чёрный след, и остановилась точно у ног архонта.

— Я никогда не любила отрезать головы поверженных врагов. Слишком много возни. Но слова до конфедератов не доходят. Нужна наглядная демонстрация.

— Мой сын…

Сато прервала её:

— Мёртв. Как и ваши дочери.

Из глаз Ксандрии потекли слёзы. Она не смогла сдержаться, хотя нельзя было показывать свою слабость японке. Архон представила, как Сато хищно улыбается, видя её горе.

— Но их крови слишком мало, она не может смыть все грехи вашего рода и позор Дома Серас. Поэтому вы умрёте следующей, архонт Перро.

— Вы могли бы пощадить детей. Хотя бы детей. Они ни в чём не виновны.

— Милосердие — удел слабых. Весь ваш род должен понести заслуженное наказание.

Странное отупение не позволило Ксандрии ощутить горечь и трагичность этого момента.

— Зачем вы пришли? Ради чего? Чтобы разрушить мир, который мы с таким трудом создавали?

— Объяснения излишни, вам всё равно не понять.

Ксандрия смотрела на воительницу. Сато держала себя так, как это было принято у японских аристократов: внимательно, но при этом обманчиво расслабленно, с достоинством и уверенностью, с хладнокровной непоколебимостью.

И казалась смутно знакомой. Кто же она на самом деле?

Сато шагнула вперёд. Теперь половина её лица оказалась на свету. В былые времена эти благородные черты могли бы украсить собой старинные монеты. Ныне же они располагались на пропагандистских плакатах, развешанных по всей Восточной Азии.

— Вы!.. — Архонт узнала её и не смогла сдержать возглас.

Неужели живая легенда явилась к ней