— А, то есть в процессе их зачатия ты тоже не участвовал?

В ответ на моё возмущённое сопение, Лёля тихо прыснула, осторожно пробегая пальчиками по пузу другого киндер-сюрприза. Тот тихо хихикнул и радостно загулил, хлопая в ладошки. И Ольга умильно вздохнула, потёршись носом о светлый пушок на голове ребёнка:

— Ути боже, какая милота… Так сразу и не скажешь, что папа твой офисный феодал, что держит своих крепостных в чёрном духе и теле…

— Лё-ё-ля…

— Вот слышишь, слышишь? Эти жуткие металлические нотки… А это выражение лица «Я царь этого офиса, падай ниц холоп!»? Жуткая же жуть! Правда, мой хороший?

— Лёля!

Я аж зубами скрипнул от жгучей обиды пополам со здоровым желанием отомстить. Вот только даже придумать ничего не успел, как сидящий на моих руках киндер тихо икнул, заёрзав на месте. А затем по кабинету поплыл он.

Непередаваемый, ни с чем несравнимый аромат, от которого только что глаза слезиться не начали. Пока что не начали.

— Это… — я зажал нос свободной рукой, недоверчиво покосившись на активно возившегося ребёнка. — Это что?

— Аромат горной фиалки, — выдала Лёля с самым серьёзным видом. И добавила, насмешливо фыркнув. — Специально для тебя из Альп доставили, контрабандой в памперсах провезли.

— А?! — я уставился на неё, как на восьмое чудо света, не меньше.

— Боже, Потапов, не тормози! — закатив глаза, эта страшная женщина уложила свою ношу на диван и принялась стягивать с дрыгающего ногами малыша одежду. — Памперс им этот менять пора! И подмыть не помешает. И переодеть. И… Покормить, скорее всего. И…

Тут она, наконец-то, соизволила на меня посмотреть. И видимо что-то такое было на моём лице, что Лёля, задумчиво почесав бровь, полезла за своим телефон. Тихо пробормотав себе под нос, пока набирала номер и ждала ответа:

— По ходу пока ты отвиснешь, дети вырасти, окончить школу и жениться успеют, угу… Ильин? Сидишь? Нет? Сядь. Ага, и успокойся. И не нервничай. Да ну чего-то рычишь-то, а? Нормально всё. Зачем звоню? Ну… У нас тут с Потаповым двойня, получилась, прикинь? Как чего двойня? Детей, идиот! А… Ильин?! Эй!

Я подавил трусливый и совершенно несвойственный мне порыв подойти к стене и хорошенько приложиться об неё головой. А Лёля лишь удивлённо уставилась на погасший экран телефона. И растерянно протянула, переведя на меня озадаченный взгляд:

— Слушай, а он трубку бросил. Впервые. С чего бы это, а?

— Действительно, с чего?

Сарказма в моем голосе было — хоть ложкой ешь. Потому что в отличие от Зелен… Ильиной, в смысле. Так вот, в отличие от Ильиной я примерно представлял, почему её дорогой и очень ревнивый муж бросил трубку. И уже «предвкушал» его явление в наш офис. Да твою ж мать, ну всё же так хорошо начиналось, а!

Ребёнок на моих руках радостно «угукнул» и вновь принялся слюнявить несчастный ворот рубашки. Вот уж кого-кого, а его мои проблемы интересовали в самую последнюю очередь. И ведь Ильин (особенно злой Ильин!) это не детский подгузник.

Это куда, млять, серьёзнее! Его так просто, увы, не проигнорируешь.

— Потапов, даже не думай, — Лёля подозрительно сощурилась, погрозив мне кулаком и успев поймать свою порцию детского счастья до того, как она свалилась с дивана.

Уложила барахтающегося малыша подальше от края и вновь уставилась на меня пристальным взглядом. После чего медленно так, по слогам повторила:

— Даже. Не. Думай.

— О чём это? — решил уточнить я на всякий случай, подхватив притихшего ребёнка другой рукой. Потому что думал я много и вообще ни разу не цензурно. И только наличие детских ушей удерживало меня от того, чтобы начать думать вслух.

Мелкий завозился, устраиваясь поудобнее на моём плече и заинтересованно уставился на меня большими, светлыми глазами. Так внимательно, что я даже слегка занервничал, переживая очередную волну аромата тех самых «горных», мать их, фиалок.

Да, не морозная эта свежесть и даже не «морской бриз». Одно радует, это оказалось вовсе не так страшно, как все эти дамочки, со шлейфом своих псевдо дорогих духов. Удушливый, липкий приторно-сладкий запах годился разве что в качестве химического оружия или отравы для тараканов. И вызывал только одно, непреодолимое желание — отправить его обладательницу в душ!

Пока в помещении оставалась хоть какая-то капля кислорода, блин.

— О том, куда ты спрячешь мой труп, конечно же. И не делай такое невинное лицо, не поверю, — состроив рожицу притихшему малышу, Лёля непринуждённо добавила, насмешливо на меня поглядывая. — У тебя жажда моей смерти на лице крупными такими, матерными буквами сияет.

— И ты искренне думаешь, что у меня нет причин для этого? Ты…

Тут мне пришлось прервать свою намечавшуюся гневную отповедь. Потому что меня наградили уже вторым слюнявым укусом в плечо. Видимо для симметрии. А потом этот маленький террорист на моих руках завозился, потянул ко мне свои пухлые ладошки и…

Взял в плен моё бородатое лицо. И принялся с наслаждением щипать кожу, тянуть на себя отросшую щетину и вообще, творил всякое непотребство. С довольной улыбкой и тихим, счастливым бульканьем. Твою ж…

Маму-анархию!

— Эй! А тебе обязательно это делать?

Я дёрнул подбородком, хмуро уставившись на довольно хихикающего малыша. В ответ мне двинули в челюсть и цапнули пальцами кончик носа, тут же потянув его на себя. Я пыхтел, чертыхался и честно пытался держать язык за зубами, но не смог.

Раздражённо мотнув головой, я тихо рявкнул:

— Да отпусти ты меня, а?!

К моему удивлению, это сработало. И я даже порадовался этому, первые секунд тридцать. Пока малыш молча пялился на меня круглыми глазками, хмуря тонкие светлые бровки. А потом этот киндер-сюрприз хныкнул. Раз, другой, третий.

И зашёлся в полноценном, яростном рёве, размахивая руками и пытаясь вывернуться из моей хватки. Второй подарочек, посмотрев на это представление, тут же решил его поддержать и разорался следом. Да так отчаянно и требовательно, что где-то в груди шевельнулось что-то похожее на совесть.

Шевельнулось и тут же умолкло под гнётом нарастающего раздражение. Я держался, я честно держался. Я терпел всю абсурдность этой ситуации так долго, как только мог! Но, мля…

Даже у моего почти безграничного терпения есть свой предел. Именно поэтому ворвавшегося в кабинет Ильина я встретил радостным оскалом и счастливым заявлением:

— Ты даже не представляешь, как ты вовремя Ильин… Это тебе!

Сократив разделяющее нас расстояние, я без возражений вручил орущего ребёнка опешившему приятелю. Ильин и сказать ничего не успел, только машинально прижал к груди драгоценную ношу, переводя откровенно недоумённый взгляд с меня на Зелен…

Да блин, когда же я привыкну-то?