с ресниц на щеки сорвались капли воды, но тут же просохли, оставив запекшиеся дорожки на коже.

— Тише, Айк, — глухо бросили из кустов, и на тропе показался еще один северянин. В отличие от детины с белой косой, этот был темноволос, мрачен и жутко холоден в своей аристократической стати. — Что тут происходит?

— Она собиралась украсть вашего коня, сир, — поспешно донес Леонтин, и я осторожно выпустила гриву из рук. И так же осторожно этими руками прикрыла все, до чего дотянулась: рубашка облепляла тело, что чешуя.

— Айка нельзя украсть, а мокрая белоручка и в седле не удержится, — равнодушно бросил сир и почесал заросший подбородок.

Я зажмурилась, снова разлепила веки и заморгала еще чаще, на этот раз от гнева. На мое образование леди Беатрис выделяла куда меньше средств, чем на учителей для Азары и Сибильи, но уж из седла я не выпаду! Без седла сложнее, конечно, но и так, почти уверена, удержусь.

Вблизи хозяина конь успокоился, расслабился и перестал нервно переминаться с ноги на ногу. Я растерла мокрые волосы по щеке и отступила от неприятного незнакомца.

— Так уж прямо и нельзя… — протянула с недоверием, косясь на пыльные сапоги и не собираясь отпираться. — Мы с ним почти договорились.

Конь несогласно фыркнул, но больше мне не сопротивлялся. Даже позволил потрепать по драгоценной черной гриве, решив, что «хозяин дозволяет».

— Горничная? — без особого интереса уточнил северянин, оторвал мою руку от сорочки и покрутил перед надменным носом. — Пальцы не исколоты, мозолей нет, под ногтями чисто. Не швея, не кухарка. Работаешь в графском имении? Хорошо знаешь земли Экарте?

Я стиснула зубы, отобрала свою руку и прижала к груди, как самое ценное сокровище. Пальцы горели от чужих прикосновений. Грубых, бесцеремонных, каких в моем отношении никто раньше себе не позволял.

Разумеется, я знаю земли Экарте. Я сама, Варх меня прибери, Экарте. Только теперь это ничего не значит.

— Нам не помешает проводник, — равнодушно выдал мужчина, бросая тяжелый взгляд на мои голые пятки. И медленно поднимаясь от них выше. И выше. Пока не вернулся к раскрасневшимся щекам. — Через час выступаем. Иди к подругам и оденься. Которое платье твое?

Мое платье господское, голубое, отделанное тонким трисольским кружевом — один из редких щедрых подарков дядюшки. Но я не собиралась надевать его при всем варховом отряде северян.

— Не хотите проверить свое возмутительное предположение? — спросила с нервным вызовом.

— Какое?

— Удержусь я без седла или нет? — я уперла руки в бока, и взгляд хамоватого северянина тут же свалился вниз. Скользнул по мокрой ткани аж до пупка. Ойкнув, я снова обвила себя руками.

Сир пожал плечами и жестом показал, что не против, если я попробую взобраться на его коня. Расседланного. Уже предвкушал бесплатное шоу, в котором неловкая белоручка шлепается на землю.

Я похлопала Айка по холке. Тот фыркнул растерянно, перестав соображать, о чем договариваются эти двое. Северянин с самодовольной усмешкой подставил мне свою ладонь на уровне отсутствующего стремени.

Я сглотнула, и по горлу прокатилось щекотное предвкушение близящегося позора. Но отступать было некуда (разве что в озеро к Мэйв, Фанни и потным воякам), и я быстро подняла подол сорочки. Задрала ткань до колена, поставила исколотую ступню на пальцы северянина, вцепилась в шею Айка и быстро запрыгнула на коня.

Тот завозился, расфыркался подо мной, пока его хозяин растерянно рассматривал голое бедро. В бездну это все! Мою репутацию уже не спасти. Но возможность сбежать от колючих глаз прямо сейчас искушала, и я пихнула Айка пяткой в бок.

Сир из Ташера, почуяв неладное, тут же попытался сдернуть меня на землю. Я испуганно оттолкнула его рукой, с пальцев сорвалось пламя. Дикое, бесконтрольное, пожирающее все на своем пути. Мое проклятие.

Сухостой под пыльными сапогами загорелся, затрещали сучья. И штаны сира тоже предательски задымились. Мужчина выругался, поминая демонов Мертвого леса. Конь дернулся, заржал… и понес меня прочь от огненной стены, отделившей нас от свирепого северянина.

— Стой! — гневно рычал в спину дымящийся сир, прибивая пламя к земле студеными магическими потоками. — Стой, я сказал!

Но ни конь, ни я его уже не слышали. Айк мчался во весь опор, от страха перед огнем потеряв все ориентиры и благородные принципы. Я же мертвой хваткой вцепилась в его шею, понимая, что если отпущу — тут же сорвусь.

— Фрр… фррр… — профыркал ворчливо Айк, когда мы выскочили из леса на ровную дорогу и немного сбавили темп.

— Я не хотела… п-пугать… — выдохнула, дрожа всем телом, стискивая в пальцах черную гриву.

— Фрр! — конь был возмущен, но сбрасывать не стал.

Кажется, он так и не понял своего хозяина: то сам девушку подсаживает, то вдруг орать начинает и стащить пытается. И ничего страшного, если ташерский сир, обладатель таких замечательных дымящихся сапог, пешком прогуляется. Найдет своего жеребца на нашей конюшне.

Конюх Эрл громко заржал, узрев, в каком виде я прискакала домой. Оценил масть и породу черного красавца, присвистнул и помог мне спуститься.

Я оправила на себе просохшую сорочку, вошла в дом через дверь для слуг, прошмыгнула сквозь кухню и устало ввалилась в спальню. Азара и Сибилья, поджидавшие внутри, в план никак не входили!

— И где ты устроила пожар на этот раз? — старшая кузина поморщила острый носик, учуяв знакомый дымок.

— В лесу, — призналась, смачивая полотенце в тазике со льдом и стирая с лица пыль и копоть.

— А платье новое где? — Сиби намотала на палец розовую ленту. Они с Азарой были сегодня особенно нарядны, словно дожидались важных гостей.

— Сгорело со стыда, — пробубнила, припоминая холодные и колкие прикосновения северянина.

Осознав, что полотенчиком умываться буду до самых сумерек, я целиком запустила лицо в тазик. Прохладная вода забралась в уши, ненадолго заглушив расспросы двоюродных сестер.

— Придется ему как-то восстать из пепла, — донеслось сквозь бульканье. — Папенька велел к ужину спуститься в лучших выходных нарядах.

— Зачем? — резко вынырнула, расплескав половину воды.

— Так смотр же! — Сибилья дернула темно-синюю ленту на поясе у задумчиво сопящей сестры, и та негодующе подскочила с кресла. — Не убежала бы с утра с прислугой, узнала бы вместе со всеми.

Я поглядела в упор на сестер. Обе темно-рыжие, с тонкими острыми носами и высокими скулами. Только Сиби имела вид задорный, а Азара — гордый, надменный. Старшей дочери графа Эйрона сам Варх велел родиться честолюбивой.

— Какой еще осмотр?

Не нужно меня осматривать!

Я нашла в зеркале свои лихорадочно разрумянившиеся щеки с ямочками, обрамленные влажными светло-рыжими завитками. Волосы уже начали просыхать и теперь по-дурацки пушились. Голубые глаза